Ирина Ободовская - Роковая красавица Наталья Гончарова
Здесь нам хотелось бы высказать одно предположение. Письма производят впечатление какой-то нарочитости. (Что касается туманных указаний на имя дамы, то это, по нашему мнению, просто небольшой «камуфляж».) Чувства, выраженные в них, никак не соответствуют образу Дантеса ни в петербургский период его жизни, ни после. Француз был способен на страсть, на легкий «роман». Но ни в коем случае – на самоотверженную любовь. Что и доказал, преследуя любимую женщину после неожиданного брака с ее сестрой и хладнокровно убив ее мужа. (Версия о «кольчуге» теперь исследователями отвергается, но Дантес – под давлением Геккерна – мог быть способен и на это.)
Было ли это свиданием на самом деле? Зачем были написаны эти письма? Стиль писем, в особенности второго, совсем не кавалергардский. Дантесом ли написаны они (мы подразумеваем – черновики), в них как-то чувствуется женская рука. Невольно напрашивается мысль, что это еще одно звено в травле Пушкина. Не имелось ли в виду их использовать в определенный момент? Они написаны «со знанием дела», чтобы Наталью Николаевну можно было узнать сразу. Не приложила ли и здесь руку Идалия Полетика, о которой мы будем говорить далее, готовая на все, чтобы отомстить Пушкину?
Все движется, все изменяется, и возможно, что наше предположение найдет когда-нибудь документальное подтверждение в архивных материалах, в частности зарубежных.
К истории гибели Пушкина
В нашу задачу не входит рассмотрение сложнейшей темы о дуэли и смерти Пушкина, которая, в сущности, и до наших дней имеет в себе много неясного и противоречивого, тем более что в свете новых материалов требует дополнительных исследований и новой интерпретации некоторых событий. Однако мы считаем необходимым, хотя бы кратко, восстановить в памяти читателей отдельные моменты этих трагических дней, уделив главное внимание Наталье Николаевне.
Были ли еще письма Натальи Николаевны в конце 1836 года и начале 1837 года? Несомненно, но до нас они не дошли. В них, надо полагать, ничего не было сказано о тех событиях, что назревали в доме Пушкиных. Скрытная Наталья Николаевна не могла даже с братом быть в данном случае откровенной.
Но в архиве Гончаровых нами обнаружено большое количество писем сестер Гончаровых[107], некоторые из которых дают новые материалы к преддуэльному периоду и являются документами, заслуживающими внимания. Скажем здесь несколько слов о сестрах.
Наталья Николаевна надеялась выдать их замуж. Екатерина и Александра были похожи на младшую сестру, но меркли рядом с ней при ее необыкновенной красоте. «Они красивы, эти невестки, но ничто по сравнению с Наташей», – говорит Ольга Сергеевна, сестра поэта. Но, вероятно, причиной неуспеха девушек была не столько внешность, сколько бедность: обе были бесприданницами.
Как мы видели, сначала великосветское общество встретило их сдержанно. Но постепенно они с помощью сестры и тетушек стали часто посещать балы и вечера, где уже чувствовали себя свободнее.
Письма сестер за период осени 1835 года и зимы 1836 года отличаются от предшествующих прежде всего тем, что в них уже меньше жалоб на скуку. Они «довольно часто танцуют», каждую неделю катаются верхом в манеже.
«…Ну, Нина, посмотрела бы ты на нас, так глазам не поверила, – пишет Екатерина Николаевна 4 декабря 1835 года гувернантке Нине Доля, – так мы теперь часто бываем в большом свете, так кружимся в вихре развлечений, что голова кругом идет, ни одного вечера дома не сидим. Однако мы еще очень благоразумны, никогда не позволяем себе больше трех балов в неделю, а обычно – два. А здесь дают балы решительно каждый день, и ты видишь, что если бы мы хотели, мы могли бы это делать, но право, это очень утомительно и скучно, потому что если нет какой-нибудь личной заинтересованности, нет ничего более тривиального, чем бал. Поэтому я несравненно больше люблю наше интимное общество у Вяземских или Карамзиных, так как если мы не на балу или в театре, мы отправляемся в один из этих домов и никогда не возвращаемся раньше часу, и привычка бодрствовать ночью так сильна, что ложиться в 11 часов – вещь совершенно невозможная, просто не успеешь. Не правда ли, как это странно? А помнишь, в Заводе —как только наступало 9 часов – велишь принести свою лампу[108], тогда как теперь это тот час, когда мы идем одеваться. Вот совершенно точное описание нашего времяпрепровождения, что ты на это скажешь? Толку мало, так как мужчины, которые за нами ухаживают, не годятся в мужья: либо молоды, либо стары».
С семьей Карамзиных Пушкина связывала давняя дружба, еще с лицейских времен, и дом Карамзиных был для него, пожалуй, одним из самых приятных в Петербурге.
В одном из писем Екатерина Николаевна пишет, что «говорильные» вечера в светских гостиных им кажутся скучными. У Карамзиных же бывать они любили. Вероятно, их привлекали и содержательные, интересные беседы, которые там велись, а также возможность в более знакомой обстановке встречаться с нравившимися им мужчинами.
За Александрой Николаевной очень ухаживал Аркадий Осипович Россет, брат близкой знакомой Пушкиных Александры Осиповны Смирновой-Россет. С. Н. Карамзина писала брату 18 (30) октября 1836 года, что они вернулись с дачи, их вечера возобновились и все заняли в гостиной свои привычные места – «Александрина с Аркадием». Следовательно, ухаживание Россета началось еще раньше. В семье предполагали, что он сделает предложение. Но Россет имел тогда небольшой офицерский чин, был небогат и не рискнул жениться на бесприданнице. Александра Николаевна очень переживала неудавшийся роман. Мы узнали об этом не из ее писем, а из письма Натальи Николаевны от 1849 года, где она описывает, как Россет снова появился в их доме и какие с ним связывались надежды. Что касается Екатерины Николаевны, то о ней будем говорить далее.
На лето 1836 года Пушкины и Гончаровы сняли дачу на Каменном Острове. Мы уже писали, что еще в январе Пушкин получил разрешение издавать литературный журнал. Таким образом, он оказался вынужденным летом жить в Петербурге или вблизи него в связи со своими издательскими делами.
На этот раз дача состояла из двух небольших домов, стоявших на одном участке. Очевидно, стремясь иметь спокойную обстановку для работы, Пушкин снял для себя и Натальи Николаевны отдельный дом, а дети, вероятно, жили вместе с сестрами Гончаровыми во втором доме. Возможно, что находившийся на этом же участке маленький флигель занимала Е. И. Загряжская; во всяком случае, она жила где-то недалеко, судя по письмам Пушкина и сестер.
В пушкинские времена Каменный Остров был местом отдыха петербургской знати. Парки, каналы, красивые дачи и дворцы придавали ему живописный вид: «Недалеко, у моста на Елагин остров, стоял Каменноостровский деревянный театр… В летний сезон 1836 года здесь выступала французская труппа. По вечерам площадь перед театром наполнялась экипажами. С окрестных дач и из города на спектакли съезжался бомонд Петербурга».
