Ирина Ободовская - Роковая красавица Наталья Гончарова
На этот раз дача состояла из двух небольших домов, стоявших на одном участке. Очевидно, стремясь иметь спокойную обстановку для работы, Пушкин снял для себя и Натальи Николаевны отдельный дом, а дети, вероятно, жили вместе с сестрами Гончаровыми во втором доме. Возможно, что находившийся на этом же участке маленький флигель занимала Е. И. Загряжская; во всяком случае, она жила где-то недалеко, судя по письмам Пушкина и сестер.
В пушкинские времена Каменный Остров был местом отдыха петербургской знати. Парки, каналы, красивые дачи и дворцы придавали ему живописный вид: «Недалеко, у моста на Елагин остров, стоял Каменноостровский деревянный театр… В летний сезон 1836 года здесь выступала французская труппа. По вечерам площадь перед театром наполнялась экипажами. С окрестных дач и из города на спектакли съезжался бомонд Петербурга».
На противоположном берегу Большой Невки в летних лагерях стоял кавалергардский полк. Вероятно, именно в это время «молодой, красивый, дерзкий» Дантес посещал дачу Пушкиных – Гончаровых. По свидетельству современников, Екатерина была влюблена в него до безумия. Надо полагать, она постоянно встречалась с ним и в театре, и на пикниках, и на верховых прогулках. Это была все та же компания молодежи, что посещала зимою салон Карамзиных. Приведем некоторые выдержки из писем С. Н. Карамзиной и ее сестры, очень ярко рисующие характер этих увеселительных прогулок.
«Сегодня после обеда поедем кататься верхом с Гончаровыми, Эженом Балабиным и Мальцевым, – пишет 28 мая 1836 года Софья Николаевна, – потом будет чай у Катрин в честь Александры Трубецкой, в которую влюблены Веневитинов, Мальцов и Николай Мещерский. Завтра всей компанией устраивается увеселительная прогулка в Парголово в омнибусе». Более подробно о прогулке сообщает брату на следующий день Катрин Мещерская, сестра С. Н. Карамзиной. «…Мы получили разрешение владетельницы Парголово княгини Бутера на то, чтобы нам открыли ее прелестный дом, и мы уничтожили превосходный обед – пикник, привезенный нами с собой, в прекрасной гостиной, сверкающей свежестью и полной благоухания цветов. Николай Трубецкой взял на себя дорогостоящую поставку вин и исполнил это широко и щедро. Креман и Силлери[109] лились ручьями в горла наших кавалеров, которые встали все из-за стола более румяные и веселые, чем когда садились, особенно Дантес и Мальцов… Только в десять часов мы смогли оторваться от прелести упоительного вечера, от цветущих парголовских рощ и по дороге сделали остановку на даче княгини Одоевской, чтобы выпить чаю. Что до наших мужчин, то они вовсю угостились глинтвейном, который приготовил для них князь».
Можно предположить, что подобные пикники и прогулки бывали в течение всего лета. Письма Екатерины Николаевны за этот период совершенно не говорят о ее увлечении Дантесом. А между тем именно тогда они часто встречались. Если бы это было обычное ухаживание, она, вероятно, поделилась бы этим с братом, но какая-то сложность обстановки заставляла ее молчать.
О Дантесе в пушкиноведении писалось много. Напомним читателю, что этот француз, сын эльзасского помещика, появился в России в конце 1833 года. Приехал делать карьеру и очень скоро преуспел в этом. В 1834 году он корнет, а с января 1836-го уже поручик кавалергардского полка, шефом которого была сама императрица. В мае 1836 года Дантеса усыновил голландский посланник Луи Геккерн, сыгравший впоследствии столь низкую роль в преддуэльных событиях. Дантес был красив, остроумен, имел веселый нрав. При помощи сильных покровителей его приняли при дворе, и он быстро вошел в петербургское высшее общество.
Многие женщины влюблялись в красавца кавалергарда, и он ухаживал за многими, но начиная с 1835 года стал больше, чем было принято в отношении замужней женщины, уделять внимание Наталье Николаевне. Это бросалось в глаза и вызывало в обществе разного рода слухи и сплетни. Чтобы как-то замаскировать свое увлечение Пушкиной, Дантес стал делать вид, что ухаживает за ее сестрой Екатериной. Екатерина Николаевна специально устраивала их встречи, чтобы постоянно видеться с ним.
В конце мая 1836 года Наталья Николаевна родила дочь Наталью и в течение месяца совсем не выходила из дому. В письме к Дмитрию Николаевичу от 25 июня Екатерина Николаевна пишет: «27 числа этого месяца состоятся крестины. Тетушка и Мишель Виельгорский будут восприемниками. В этот же день Таша впервые сойдет вниз, потому что до сих пор Тетушка не позволяла ей спускаться, хотя она вполне хорошо себя чувствует, из-за страшной сырости в нижних комнатах. Вчера она в первый раз выехала в карете, а Саша и я сопровождали ее верхом». Надо полагать, после тяжелых родов Наталья Николаевна этим летом в верховых прогулках сестер не участвовала. Поэтому они, как мы видим, чувствовали себя свободнее, выезжая в компании дам, любивших повеселиться.
В июле, как пишет брату Екатерина Николаевна, Острова были мало оживлены из-за маневров, происходивших в Красном Селе, в которых участвовали гвардейский и кавалергардский полки. 31 июля, перед окончанием маневров, офицеры гвардии устроили традиционный фейерверк, присутствовали императрица, петербургское высшее общество, дипломаты и иностранцы. Екатерина Николаевна описывает брату эту прогулку за город. С ними ездила и Наталья Николаевна. Был ли Пушкин, Екатерина Николаевна не упоминает, вероятно, нет, так как он был еще в трауре по матери. Возможно, с ними поехал Иван Николаевич, во всяком случае, дамы отправились туда не одни. Это не было принято.
В августе и начале сентября Дантес, видимо, снова бывал у Пушкиных и Гончаровых, встречался с ними на балах и в театре.
Двенадцатого сентября Пушкины и Гончаровы вернулись с дачи и поселились в новой квартире на Мойке.
«Дорогой отец, – пишет Пушкин Сергею Львовичу 20 октября 1836 года, – прежде всего вот мой адрес: на Мойке близ Конюшенного мосту в доме кн. Волконской. Я вынужден был покинуть дом Баташева, управляющий которого негодяй. Вы спрашиваете у меня новостей о Натали и о детворе.
Слава богу, все здоровы. Не получаю известий о сестре, которая уехала из деревни больною. Ее муж выводит меня из терпения совершенно никчемными письмами… Лев поступил на службу и просит у меня денег; но я не в состоянии содержать всех; я сам в очень расстроенных обстоятельствах, обременен многочисленной семьей, содержу ее своим трудом и не смею заглядывать в будущее… Я рассчитывал побывать в Михайловском – и не мог. Это расстроит мои дела по меньшей мере еще на год. В деревне я бы много работал, здесь я ничего не делаю, а только исхожу желчью.
Прощайте, дорогой отец, целую ваши руки и обнимаю вас от всего сердца».
