Алекс Савчук - Прутский Декамерон
– Извините, я в музыке не разбираюсь, – вновь улыбнулся Яша (в скобках замечу: недавний выпускник театрального института и обладатель довольно приличного голоса!), но с удовольствием слушаю любую мелодию, которую исполняют музыканты, они здесь, говорят, высокие профессионалы. Кстати, я только что собирался подарить им два рубля. – Яшка стал рыться в карманах. – Если вы не против, конечно, товарищ капитан.
(Несколько позже я узнал что, бывая здесь, Яшка всегда оставлял музыкантам четвертак – 25 рублей).
Кэгэбэшник оглядел нас всех по очереди долгим оценивающим взглядом, затем извинился и отправился к музыкантам – разбираться теперь уже с ними. Те популярно объяснили ему, что все, что он слышал в этот вечер, относится к музыке румынских цыган, и пришлось разочарованному человеку из «органов» отправиться на место и дожевывать свой антрекот без всякого аппетита, потому что следующая же мелодия вновь оказалась еврейской – зажигательной 7-40.
«Ну, вот опять происки израильских агрессоров», – подумал, наверное, комитетчик, давясь куском.
После ужина мы отправились обратно в номера, Катерину по-прежнему сопровождали восторженные взгляды всех тех, в чье поле зрения она попадала.
Когда мы вышли из коридора в фойе, нас окликнул швейцар и «передал» Яшке «из рук в руки» трех дам, одетых, несмотря на конец марта, в легкие меховые полушубки. Правда, иногда по вечерам, включая и сегодняшний, на улице бывает еще довольно прохладно, а дамочки эти, простите за игру слов, очень напоминали тех, что «работают на улице», то есть проституток.
Мы поднялись наверх, в свои номера двумя партиями – за один раз не смогли все вместе в лифте уместиться. Когда все девушки, включая Катюшу, вошли в комнаты, Яша отозвал меня в сторону:
– Эти девочки, Савва, приглашены по «культурной программе», – сказал он, улыбнувшись, – две занимаются сугубо минетом, а третья дамочка, та, что постарше, – предназначена только для секса постельного.
– Спасибо за информацию, – поблагодарил его я. – Расклад несложный и даже мне, рядовому обывателю, понятен.
Впрочем, мне не обязательно было все это объяснять: как только я увидел наших «гостий», сразу понял, кто есть кто: две дамочки что помоложе (в пределах 25 лет), были не слишком симпатичными и на большее, кроме как для минета, не годились.
(Благодаря моему образу жизни я нередко сталкиваясь с минетчицами, и при этом вспоминаю, как некоторые мои знакомые ребята говорят: а я вот женюсь на некрасивой, зато она мне верна будет). Третья же, та, что постарше, была интересной блондинкой на вид лет 33–35, с хорошей фигурой и ухоженным лицом.
Несколько позже Яков, выбрав минуту, рассказал мне историю этой женщины. Злая судьба вынудила ее стать проституткой: муж этой дамочки, режиссер все той же киностудии «Молдова-фильм», еще недавно блистательный и респектабельный, угодил за какие-то свои финансовые манипуляции в тюрьму, да еще умудрился при этом влететь по статье «с полной конфискацией имущества», а потом, уже находясь в зоне, его угораздило проиграться в карты на сумму в пять тысяч рублей, которых у него, естественно, не было. Таким образом, его жена в один день распростилась с кооперативной квартирой и машиной, и жила вместе с дочерью временно у подруги; а теперь еще – в дополнение ко всему, – она оказалась перед выбором: либо уйти с дочерью куда глаза глядят, либо отрабатывать долг мужа, так как из зоны пришла от него слезная «малява», в которой он просит к такому-то дню передать эти пять штук – (пять тысяч рублей) через того-то, а сроку-то – смех – два дня.
И вот его благоверная одалживает эту сумму у знакомых, причем под проценты, передает их через посредника (и тоже не бесплатно) на зону, и пускает свое тело на продажу (в определенном, правда, кругу). А все для того, чтобы муженьку в зоне не пришлось рассчитываться за долг собственной задницей.
(Стоила ли, спрашивается, его задница таких жертв с ее стороны?). Лично мне весьма грустно было слышать эту историю.
Яшка рассмеялся, когда я его спросил, зачем нам четыре женщины на троих, и сказал, что Катька сегодня в их команде будет запасной – мы ведь не знаем ее возможностей, и я кивнул согласившись – не знаем. Вечер проходил почти благопристойно: Яшка с женой находившегося в тюрьме режиссера удалился в спальню, Вольдемар с одной из девиц-минетчиц направился в другой номер, а мы со второй девицей и с Катюшей, расположившись на диване, стали смотреть по телеку поздние телепередачи.
Через часок все на короткое время собрались в нашем номере, затем девки уехали на лифте вниз, швейцар поймал для них такси и отправил восвояси, – все это я с интересом наблюдал из окна нашего номера. Затем и Вольдемар куда-то слинял, а Яшка, пожелав нам спокойной ночи, отправился в соседний номер спать, и мы с Катериной остались вдвоем. Все то, что я пережил сегодня рядом с ней – удивление, затем восхищение, потом восторг и уколы ревности – все это заставило меня взглянуть на девушку несколько по другому: мне вновь страстно захотелось Катюшу, как в тот самый день, когда я впервые увидел ее.
Катерина, которая, казалось, не замечала меня целый день, вдруг мило улыбнулась, подошла, села мне на колени и прильнула, обняв за шею:
– Савва, милый, сегодня был такой чудесный вечер. Почему ты уделяешь мне так мало внимания?
– Я ревную тебя к Яшке и Вольдемару, и ко всем другим, что пялятся на тебя, – сказал я честно.
– Ну и зря, кроме тебя мне никто не нужен, – сказала Катька, раскачиваясь вместе со мной на диване и я почувствовал, что еще мгновение, и мы опрокинемся. Дальше произошло то, что впоследствии мне было трудно объяснить даже самому себе: я вскочил, схватил Катьку в охапку, на ходу она потеряла свои туфли, затем настала очередь платья, я отбросил его в сторону и потащил девушку, оставшуюся в одном белье, в ванную комнату. Пустив струю воды, я раздел Катьку догола, разделся сам и полез вместе с ней в ванную, затем отрегулировал воду и стал Катюшу яростно натирать невесть откуда взявшимися здесь мочалкой и мылом.
– Ты с ума сошел, – недоумевающая Катька, принявшая вначале мои действия за шутку, пыталась брыкаться, непривычная, видимо, к такому обращению с ней кавалеров, но я довел-таки свое дело до конца, с остервенением намыливая ее юное тело до тех пор, пока оно под моими руками не стало хрустеть.
– Сейчас, Катенька, сейчас, – шептал я нежно, затем схватил ее – длинную и гибкую – на руки, и понес – влажную и желанную – в постель. Вдыхая по пути ее запахи, я не почувствовал ничего постороннего, кроме ароматов чистого тела и шампуня, поэтому, уронив ее на постель, немедленно набросился на девушку со всем пылом своей страсти.
