Борис Садовской - Морозные узоры: Стихотворения и письма

Державный взмах двуглавого орла
На Запад мчит, и Русь затрепетала.
Кто твой отец, родная мать не знала,
И родина тебя не приняла.

Недаром кровь стрелецкая текла
И к праведному небу вопияла;
Какой Москва была, какою стала,
Куда твоя рука нас привела?

Дыша на Русь огнем и смрадной серой,
Калеча церковь и глумясь над верой,
Как Ноев сын, ты предков осмеял.

И перед вихрем адских наваждений
Отпрянул богоносец: он узнал
Предвестника последних откровений.

Предвестника последних откровений
Взяла земля и выслала туман.
Всё та же боль неисцелимых ран,
Всё тот же мрачный и бескрылый гений.

Упав перед царицей на колени,
Безродный князь сугубит свой обман,
Насмешливо ударил барабан,
И гвардия впервые на арене.

Восходит иноземка на престол.
Дочь за царевича холоп всесильный прочит,
Но брак иной грядущее пророчит.

Вновь над Кремлем взвивается орел,
Вновь оживает светлый рой видений,
Дни благодатные, святые тени.

Дни благодатные, святые тени.
Под величавый гул колоколов
Блеск византийских девственных орлов
Озолотил дворцов кремлевских сени.

Царь-отрок встал на красные ступени.
Внимая мудро голосу веков,
Святой Руси он воротить готов
Рай тишины и богомольной лени.

С боярами Царь едет на коне
И держит кречета, а даль в огне,
Зловещий бред томится над Москвою.

Встают стрельцов безглавые тела,
Сыноубийца-дед с своей сестрою.
Бледнеют призраки, чернеет мгла.

Бледнеют призраки, чернеет мгла,
В ней ледяного дома тают крыши.
Императрица дремлет: тише, тише.
Но вот она проснулась и пошла.

Калмычка в жбане квасу поднесла,
Шуты пищат и возятся, как мыши.
Ждет Тредьяковский у оконной ниши,
И кабинет-министр раскрыл дела.

Перо скрипит, и слышится зевота.
Но в дальних залах замелькало что-то,
И медный профиль видят зеркала.

Густой парик рассыпался кудряво.
Да, для того, кому дана держава,
Презренна слава и смешна хула.

Презренна слава и смешна хула,
Но ты, дитя, что встретил ты на троне?
Рубин пылает кровью на короне,
Змея с шипеньем скипетр обвила.

Неумолима хищная стрела,
Не избежать безжалостной погони,
Всё яростней храпят и пышут кони,
Всё ближе карканье и свист крыла.

При зареве полярного сиянья
Отец и мать влачат ярмо изгнанья,
А твой приют – угрюмый каземат.

Под лбом разбитым кроток взор олений,
Но вспыхнет кровь твоя, когда набат
Пробьет свой час для новых поколений.

Пробьет свой час для новых поколений,
Но как забыть: торжественный рассвет,
Треск барабанов и полозьев след,
Перед казармой крики коней в пене.

Прочь, смертный грех, прочь, память об измене!
Нет, не причастна им Елисавет.
На смуглых ручках страшных пятен нет,
Довольно палачей и преступлений.

Балы шумели, Разумовский пел,
И распускалась жизнь роскошным летом.
Вот Ломоносов с Университетом.

А Фридрих кличет смерть на грудах тел,
Бросает меч и ждет конца мучений,
Вверяясь бегу роковых мгновений.

Вверяясь бегу роковых мгновений,
Голштинский принц быть русским не хотел,
В отечество он мыслями летел,
В мир фрунтовых побед и поражений.

Вот почему искал он вдохновений
И так старательно смычком скрипел,
Великий совершатель малых дел,
Беспечный Марс игрушечных сражений.

Доверчивое, слабое дитя,
Живя легко и царствуя шутя,
Он с церковью затеял спор неравный.

И Клио беспристрастная сплела
Царю убогому венок бесславный.
Родной святыни Русь не предала.

Родной святыни Русь не предала.
Над ней шумит твой лавр, Екатерина,
Клубится розами любви долина,
Затягивает время удила.

Ты прелестью румяной расцвела,
Как несравненного Ватто картина,
Рука твоя столицу Константина,
Кавказ, Тавриду, Польшу потрясла.

Вольтера и Версаль пленив «Наказом»,
Танцуешь ты с гигантом одноглазым.
Сияют свечи, стонет менуэт.

В гостиной царедворцы обступили
Державина: о, царственный поэт,
О, вдохновенных снов живые были!

О, вдохновенных снов живые были!
Их воплотил венчанный командор.
Века провидит солнечный твой взор.
Вселенские в нем замыслы застыли:

Снести очаг республиканской гнили
И подписать масонам приговор.
Заслыша звон твоих суровых шпор,
Враги в плащах кинжалы затаили.

Далматик византийский на плечах
Первосвященника Ерусалима, –
Союз церквей, союз Москвы и Рима!

Какой триумф готовился в веках!
Но мартовские иды снова всплыли,
Удары погребальные пробили.