Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Тут с улицы противный голос Питона или Вурдалака доносится: на зарядку скликает. Твою в гробину мать — опять кросс на три километра, по холодрыге… Попервоначалу-то я вообще чуть не сдох, под конец зарядки под руки несли. Зато теперь дыхалка уже в норме: вон, по тревоге марш-бросочек как дал, да с полной выкладкой…
Хорошо, до армии портянки мотать научиться сподобился, а то у нас некоторые умники на политподготовке не хуже академиков заворачивают, в портянку же ногу завернуть — ни хрена. Ну и первые же дни — ногам п…ц. Ладно, пусть я «пару» по уставам схлопотал и ночью обязанности часового зазубривал — там их полстраницы, да все наизусть, без запинки выдавать надо. Но «банан», он у взводного в тетрадке, а кровавые мозоли у академиков на собственных ступнях.
Однако все одно, Лохматый, тут и со здоровыми ходулями как подумаешь, что ты еще последнюю серию сна досматриваешь, а мы уж два часа как на ногах… Тяжко! Не кайф!
После зарядки топаешь к умывальной. А там уже целая толпа перед дверью движения наводит: дневальный к кранам не допускает, и все матерятся — опять канализация забилась. Толкнешься в другую рыломойку — та же песня на новый мотив. Такая личная гигиена до скольких раз была, а позавчера народ восстал, дневального — даром что со штык-ножом — в угол снес, и все поумывались. Конечно, потом наряд по роте озеро тазиками вычерпывал… Ну, на то он и наряд, чтоб служба медом не казалась. Только это один раз бунт назрел, а так — плюнешь на водные процедуры и тащишься с немытой харей койку заправлять. Даже абы как, а чтоб обернутый одеялом матрас «кирпичом» без единой складочки смотрелся, и подушка пышно взбита, и уголки у нее расправлены.
Потом у нас по распорядку утренний осмотр. Его всегда старшина проводит. Глазки у прапорщика узкие, щелочками, но только глянет — сразу съежишься. Он тебя еще и «кругом» не повернул, а на весь плац орет: «Поцему каблуки у сапог плохо поцистил? Объявляю наляд вне оцеледи на слузбу!»
Прапор был первым, кого мы в части увидели. Пригнали нас с вокзала, построили на плацу — появляется из казармы старшина: живот такой, что впору перед собой на тачке возить. Следом каптерщик плащ-палатку тянет. Расстелил ее перед нами, прапор же речь толкает и картавит, как дедуска Ленин:
— А сецяс вы, товалисси плизывницки, вынете все из вессевых меськов и елозите на эту пласц-палатку. Оставлять только носовые платки, кулительные, письменные и туалетные плинадлезности. Каптелссик! Впелед!
Начал нас каптерщик шмонать. Много всего награбил — на плащ-палатке целая гора вкусных вещей образовалась, чего в поезде не дожрали. Там же кружки, ложки и всякая прочая дребедень. У одного даже учебник философии отыскался. Старшина его усек, хвать книжку и вопрошает:
— Это сто ессе за уценый выискался? Залубите на носу: в алмии на все пло все цитают только «Обсцевоинские уставы».
Швырь учебник в урну и давай вдоль строя прохаживаться. Мой сосед здоровый кусок копченого сала заначил: надеялся на первом солдатском обеде дохавать, не все ж прапорщику-буржуину… Однако буржуин сальца кусок доглядел и сразу к хитромудрому парнише:
— Это сто ессе у тебя? Хм… Сало! И по виду влоде бы неплохое! А вдлуг отлависся, а мне отвецать? Ну-ка, ну-ка, дай-ка его сюда!.. Каптелссик! На пласц-палатку, зиво!
Идет прапорщик дальше, видит — у одного мыло импортное в красивой обертке на вещмешке лежит.
— Это сто ессе у тебя? Мыло? Уй, какое интелесное! Ну-ка, ну-ка, дай-ка его сюда!
Хозяин банной принадлежности засуетился:
— Товарищ прапорщик! А чем же я мыться буду?
Старшина поморщился и с оскоминой:
— Ну, ты любого достанесь! Каптелссик! Выдай ему кусоцек солдатского!
Р-раз — и мыло тоже реквизировал в свою пользу.
Вообще про нашего прапора, за его руки прилипчивые, в части даже анекдот сложили. Мол, в один прекрасный день откроют дверь в каптерку — а ее… Таинственное исчезновение. Со всем содержимым, стенами и фундаментом. Потому как старшина все скоммуниздил, запаковал, как большую посылку, и малой скоростью в Свердловск отослал. Почему туда? А дедуска Ленин раньше там служил, хаты своей здесь пока нет, вот семья на Урале и бедствует. Подкармливать надо, сам понимаешь…
Самая же хохма с этой «пласц-палаткой» — это что старшина, уходя в тот раз, как нас в баню сводил и переодел, забыл каптерку на ключ запереть. Опечатать опечатал, а не закрыл. Ну, сержант Утюг унюхал, в чем выгода. Среди ночи с дружками печать пластилиновую подрезал, да до утра они все путное с «пласц-палатки» ужрали. Прапор как чуял: с подъема на службу примчался. Открыл дверь в свой «остров сокровищ» да как взвоет:
— Оглабили!!!
Полный кайф…
Ладно, это я отвлекся. Заканчивает дедуска Ленин утренний осмотр, потом у нас минут пятнадцать есть, пока не скомандуют строиться на прием пищи — то бишь на завтрак. Уж тогда любой летит в строй без всяких напрягов, мыслями гадая, что сегодня на похавать дадут. Хорошо бы — кашу гречневую, а то ведь чаще перловую «кирзу-шрапнель»… И тут какая-то подлюка в строю чесаться начинает. А скотина-сержант сразу орет:
— В курилку бегом… марш!
А через десять секунд:
— Строиться!
Да так разика три-четыре… Тогда над плацем стоит сплошной многоголосый мат в адрес мучителя. Какой уж тут кайф — сам понимаешь…
Настоящий кайф начинается уже за столами. Каждый ломится усесться с ходу, гвалт, будто на базаре. Где-то не на своем месте оказывается халявщик, и его резко футболят с лавки, кто-то за хлебом потянулся без команды, и тот же Питон его черпаком, от души, по руке: щелк! И для порядка разика три-четыре командует:
— Сесть!.. Встать!.. Сесть!.. Встать!..
А довольный, как три сытых кота вместе, старшина стоит рядом. Предвкушает, как ему сейчас другой прапор, который по столовой дежурит, громадную миску с мясом организует из солдатского котла. Заедает мяско дедуска Ленин горбушкой хлеба, на которую сразу две пайки масла намазывает, да еще третью в чай себе бросает…
Тем временем раздатчик пищи всех отоваривать начинает. Себе — последнему, чтоб, если проср…ся, без хавки потом сидел. Тогда в столовке становится относительно тихо, только иной от наслаждения чавкает.
Недавно нас один узбек на завтраке удивил. Он в армию пришел, в русском ни бельмеса не рубя. В ихнем кишлаке русский на узбекском преподавали. Это мне другой узбек прояснил, который у наших «братьев» Варшавского Договора заместо переводчика. Так вот, тот «брат», который по-русски ни бум-бум, увидел, что ему пайки масла не хватило, да как заверещит: «Дижюуурный! Масле-о!» Мы от изумления аж жевать перестали. Выходит, есть и у этого «иностранца» армейские успехи.
