Таня Перес - Дитя дорог
Ее скромная и милая золовка потянула ее за рукав, а ее брат с другой стороны, они оба пробовали остановить этот словесный водопад. Я спокойно стояла и даже не моргала. Я отлично знала, что меня ждет. Главное, меня совершенно не трогало то, что она мне говорит, потому что я великолепно знала, что ей абсолютно не важно, где я хожу, а только эти пятнадцать марок моего дяди. Только это и все.
– Хватит, хватит! Достаточно! – сказал ее брат. – Перестань уже кричать! Ты разрушаешь мои уши!
– Садись, – сказала золовка. – Посиди с нами. Давай выпьем чашку чая.
Я сразу же согласилась, и с мирной улыбкой обратилась к Рувке:
– А ты тоже испугался?
– Абсолютно нет. – Сухо отвечает он. – Мне все равно.
– Тебе не стыдно? – говорит его мать. – Как ты разговариваешь?
– Глупости, – отвечает Рувка. – вы поднимаете много шума из-за ничего!
С этими «умными словами» Рувка встает и, переполненный собственной важности, выходит из комнаты.
Пока что я слышу звуки из большой комнаты, похожие на знаки пробуждения. Дора, Шели и «королева», Фрида Борисовна, заходят в комнату в огромнейших ночных рубахах.
«Большая роскошь, – думаю я. – У меня таких нет».
Все три дамы многозначительно зевают, присаживаются к столу, где еще кипит самовар, и наливают себе чай:
– Где вы провели ночь, молодая барышня? – спрашивает Дора. – Кто этот счастливец, который разделил с тобой кровать?
Я почувствовала, как ненависть одолевает меня, но я улыбаюсь, отвечаю с олимпийским спокойствием:
– К моему величайшему сожалению, ничего такого не было, я просто разговаривала всю ночь с Милой Гавриловой, дочерью медсестры, вашей соседки. Я осталась там спать. Когда мы поняли, что уже очень поздно и темно, мы решили не выходить из-за патрулей.
– Ага, – говорит Фрида Борисовна. – Понимаю, понимаю. Ее величество соизволит в будущем сообщать нам о своем намерении спать вне дома?
– С большущим удовольствием, но у вас нет телефона.
Все присутствующие громко расхохотались. Слово «телефон» было самым смешным словом в гетто. Фрида Борисовна шумно проглотила свой чай. Шели опустила глаза и не сказала ни слова. До сегодняшнего дня я уверенна, что я никогда бы не смогла понять характер этой девочки. Ее ужасный страх перед матерью и, наверное, стыд, замкнули на веки ее рот. Госпожа Эсфирь вдруг переменила тон и стала явным источником новостей:
– А ты, Таня, знаешь, что они христианки?
– Я об этом не думала.
– Ты любишь христиан, правда?
Не отвечаю. Не хочу начинать разговор на эту тему.
– Вы все знаете, что мать этой Милы была замужем за евреем, после развода с отцом Милы?
– Маленькие дети это его? – спросила Дора.
– Конечно. Видно по ним. У них еврейские лица.
– Это совсем не так! У них светлые волосы и короткие носы!!!
– Ага! Мадмуазель антропологистка говорит!
Слово антропология мне очень понравилось.
– Да, это точно, я так думаю.
– Твой дядя тоже живет у христианок? Эти белоруски твои, которых ты так любишь. Ты каждый день туда бегаешь. Откуда все эти книги?
Я не отвечаю, я думаю, как я расскажу это все дяде, он должен это знать.
На следующий день я пошла в еврейский центр. Я зашла к дяде. Вокруг стола сидели люди и делали какие-то списки. Все курили махорку. Ужасный запах наполнил комнату.
– Павлик, я могу зайти, Павлик?
Мой дядя испуганно на меня посмотрел и вытолкнул на улицу.
– Тебе нельзя заходить во время сбора!
– Что вы там пишете? – наивно спрашиваю я.
– Не спрашивай, моя маленькая букашка. Беги скорее домой, сегодня очень холодно и скоро будет дождь. Я не хочу, чтобы у тебя опять появилась астма!
Перед выходом я обняла дядю Паву и прошептала ему на ухо:
– Я спала у наших соседей христиан. Я познакомилась с чудной девочкой Милой.
– Чудесно! – говорит Пава. – Каждую ночь на этой неделе спи там. Это приказ!
– А если я не смогу?
– Так приходи к нам. Будешь спать на сундуке.
– Хорошо.
Я понимаю, что что-то должно произойти.
– Теперь убегай! Быстро, я обязан вернуться, кто знает, что за ерунду они там сделают.
– Павлик, Павлик! – я кричу за ним, когда он уже подходит к двери. – Павлик! Скажи мне, ты самый главный?
– Нет, нет, я не самый главный. Есть поглавнее. Иди, иди.
Оттуда я прямиком отправилась к белорускам. Я должна была вернуть книгу и взять другую, но книга осталась на стуле в комнате госпожи Эсфирь. Лучше я с ними посижу и расскажу, что со мной приключилось ночью. Я думала перевести разговор на дядю Павла, может, они расскажут мне то, чего я не знаю. Я очень быстро шла по улице. Я заметила, что на улице не было ни души. Меня охватила тревога. Мне было тяжело идти из-за моего дыхания и моих больных ног. Когда я, наконец, дошла, я увидела в окне лицо молодой белоруски. Она поспешно открыла дверь, до того как мы услышали голос Софики:
– Кто там? Кого вы впускаете?
– Ничего, ничего. Никого нет.
– Я слышала голоса. Я иду посмотреть.
Я быстро спряталась за шкафом. Видела ее сбоку. Она казалась испуганной. Она что-то знает, подумала я. Я боялась вздохнуть. Я ненавидела ее. Мне было ясно, что от меня что-то скрывают. Я обязана выяснить.
– Вы кого-то ожидаете? – спросила она на ломаном русском.
– Нет, нет. – Хором ответили мать и дочь. – Успокойтесь.
– Вы следите за картошкой? – говорит Софика тоном важной женщины.
– Да, да. Не волнуйтесь. Идите в свою комнату, я сейчас приду.
– Почему вы меня выгоняете? Я вам мешаю?
Ой, подумала я, какая надоедливая. Как ее отсюда выкинуть?
– Госпожа Софика, пойдемте. – Говорит мать. – Пойдемте на кухню. Я хочу посоветоваться с вами насчет салата.
В ту же секунду обе исчезли. Я вышла из-за шкафа и пошла в библиотеку. Она была очень красивая. Гостиная содержала кровати, кресла и письменный стол. На всех стенах комнаты были стеллажи с книгами. Я любила запах этой комнаты. У них были книги по искусству. Теперь, когда я вспоминаю этих женщин, я думаю, что они были очень образованными и культурными. Не такие, как жители городка. Под скромной внешностью скрывались сила и ум, иначе бы они не выжили. Я осталась у них до вечера. Я не слышала, когда вернулся дядя Пава. Слышала только крики Софики, которая приказывала «прислуге» принести ей то или это.
Когда стемнело, я вышла от них, несмотря на уговоры белорусок, и бегом добралась до Милы. На этот раз дорога показалась мне очень длинной. Каждый раз, когда я слышала шаги, я пряталась. В спешке я добралась до Милы. Марья Александровна была дома, и они обе встретили меня объятьями.
– Глупенькая, почему ты гуляешь по ночам?
– Я пришла вас предостеречь.
– От чего?
– Будет санкция!
– Откуда ты знаешь?
