Михаил Ульянов - Приворотное зелье
Понятно, что так пишут зрители детского уровня восприятия искусства, для которых артист, играющий определенного персонажа, и есть тот самый персонаж. Дети, однако, целиком отдаются обману игры. А взрослое «дитя» из-за знания, что это все-таки игра, уже не может наслаждаться искусством как таковым, то есть умением актеров искусственно воссоздавать реальную жизнь, в том числе жизнь персонажей «плохих» или «хороших». Подготовленный зритель только восхитится умением актера имярек одинаково убедительно предстать в любом обличье, зритель же «дитя» серчает. Он оскорблен, если вдруг актер, которого он привык видеть в положительных ролях, возьмет да и сыграет негодяя. Это, по его разумению, — предательство.
Думаю, если фильм Юрия Кары «Мастер и Маргарита», снятый несколько лет тому назад, дойдет наконец до массового зрителя, гневных писем мне не избежать: там я играю Понтия Пилата.
Тема Понтия Пилата — вечная тема предательства, которое отнюдь не однолико. Как я понимаю, Пилат совершил его неожиданно для самого себя. Он был между Римом и синедрионом, как в ловушке… Он был согрет философией Иешуа — философией любви, но она же приводит его к мучительной раздвоенности. У Пилата болит голова не только от физического недомогания, но и от всей этой человеческой пошлости и злобной мелочности. Иешуа излечивает прокуратора, давая ему возможность увидеть иную жизнь, с иными ценностями, чем те, к которым он привык. Задумываясь на природой человеческих отношений, он не находит выхода из их противоречий. Лишь на секунду луч света освещает этот выход, путь к гармонии, благодаря Иешуа. Но тут же оказывается, что путь этот загорожен ненавистниками светлого сына человеческого, и, мало того, сам Пилат становится невольным их сообщником…
Я играл с прекрасным партнером — мастифом Банга. Такой роскошный зверь!.. И совсем не тщеславный. Включили свет, дают команду «мотор!». А он себе лежит и храпит. Я его под зад: «Играть надо…»
Мы снимали фильм в Иерусалиме, в окрестностях Хайфы, на Мертвом море… И сам по себе Израиль и все эти места настраивают на особый лад: здесь творился мир Библии. Потрясающее впечатление производит дно Мертвого моря. Бесконечно тоскливым веет от песчаного морского дна, усеянного обломками.
Эта картина интересна тем, что режиссер Юрий Кара собрал замечательных артистов — это Филиппенко, Павлов, Стеклов, Бурляев, А. Вертинская, Гафт, Куравлев. И я еще не всех перечислил. У всех нас было одно желание: соприкоснуться еще раз с Булгаковым, с его фантастическим миром, и наиболее полно воплотить наши ощущения и наше понимание романа и его героев.
Я не знаю, каким получился фильм. В готовом виде мы его не видели. Скандал вокруг него тянется до сегодняшнего дня. Продюсерам не нравится, как смонтирован фильм, и они не тиражируют его, даже режиссеру не дают копию.
Жаль, что интересы отдельных лиц возобладали над интересами зрителей. В свое время была не одна попытка создать киноверсию романа «Мастер и Маргарита», театральные постановки шли на сценах «Таганки», МХАТа — роман, словно магнит, неудержимо притягивал к себе. Сегодня эта тяга несколько поослабла: и время фантасмагорическое, и читатель изменился, и зритель на все смотрит другими глазами.
Впрочем, зритель-«дитя» вряд ли изменился. Вообще потрафить нашему зрителю довольно-таки трудно. Вроде бы благоволит он к положительным, «понятным» героям. И вдруг… Как не вспомнить тут высказывание одной из киногероинь Нонны Мордюковой: «Мужик, он что? Ему все то, то… Раз — и это!»
Неожиданные суждения у зрителей вызвал фильм по повести Бориса Васильева «Самый последний день», о судьбе милиционера, удивительно симпатичного, добрейшей души человека.
Я прочел эту повесть и понял, что просто необходимо сделать по ней фильм. И вот почему. Я все чаще и чаще стал встречаться в нашей жизни с проявлениями недоброжелательства, неоправданной злости, обидной грубости, сердечной черствости, откровенного хамства. Меня это ранило. А Борис Львович Васильев умеет показать в своих таких простых и обычных героях прекрасные человеческие черты. Во всех его произведениях: «А зори здесь тихие…», «Не стреляйте в белых лебедей», в «Ивановом катере» и, наконец, в «Самом последнем дне» живут как раз такие русские люди — с великой любовью к земле, к окружающим, с великой добротой в сердце.
И мне захотелось показать с экрана глаза хорошего и доброго человека, героя повести «Самый последний день» Семена Митрофановича Ковалева. Возможно, в этом образе заключена лишь мечта о таком человеке. Возможно. Но это мечта не о том, что несбыточно, а о том, что есть в жизни, но чего пока мало.
Этот фильм был моим режиссерским дебютом, я же исполнял и роль Ковалева.
Конечно, не всякая актерская и режиссерская тревога и боль передаются зрителям с той же остротой. Но письма от зрителей меня просто изумили. Например: «Зачем вы остановились на этом почти сказочном материале? Что вас привлекло в этой умилительной фигуре добренького милиционера? Вы же всегда играли людей сильных и волевых, и вдруг — образ добродушного и даже мягкотелого человека, который по доброте своей и гибнет». И таких «зачем» и «почему» разного рода было много.
…Как же объяснить, разве что еще и еще прямым текстом, что всякая моя роль — это мой рассказ о том, что меня как гражданина волнует именно сегодня.
При встречах со зрителями, особенно с теми, кому не приходилось видеть мои театральные роли, я убеждался, что главное мое достижение — это исполнение роли Георгия Константиновича Жукова, нашего прославленного полководца. Наверное, потому я так запомнился людям в этом образе, что играл эту роль в кино необычайно долго: двадцать пять лет. Неудивительно, что лицо мое стало как бы эквивалентом его лица. До того дошло, что куда ни приедешь — в Аргентину, Китай — слышишь: «Жуков приехал!»
Когда Ю. Н. Озеров впервые предложил мне сниматься в роли маршала Жукова, я, почти не колеблясь, отказался, потому что понимал — Жуков слишком любим, слишком знаем народом, и брать на себя такую ответственность — быть «полпредом» его на экране — побоялся. Юрий Николаевич заметил: «Жаль, потому что когда я сказал Георгию Константиновичу, что играть будет Ульянов, он был „за“: „Ну что ж, сказал, — я этого актера знаю. Вполне вероятно, что он может справиться“».
Был ли то хитрый ход режиссера или правда, но слова эти на меня подействовали…
И мы приступили к съемкам картины «Освобождение», которые, с небольшими промежутками, длились шесть лет.
Потом я играл Жукова в фильме «Блокада», по роману А. Чаковского, принимал участие в картине «Маршал Жуков. Страницы биографии». В этой документальной ленте я был просто актером Ульяновым и вел повествование. Эта работа приоткрыла мне секрет обаяния, магнетизма этого человека, секрет его воздействия на людей. У Жукова огромный воинский талант сочетался с трезвым русским умом, смекалкой и уверенностью в своих силах. Уверенностью, а не самоуверенностью. Это разные вещи.
