Людмила Бояджиева - Москва Булгаковская
Мхатовцы обиделись:
— Почему же эту комедию вы не отдали нам? Это же плевок Художественному театру.
— Да вы что, коллекционируете мои пьесы? У вас лежат «Бег», «Мольер», «Война и мир». «Мольера» репетируете четвертый год. Теперь хотите новую комедию сгноить в портфеле?
Конфликт с МХАТом назревал все сильнее. Точку в этой печальной истории поставила история с «Мольером».
Пьесу репетировали уже четыре года.
Наконец, в 1936 году состоялся просмотр. Зал был нашпигован знатными лицами и представителями московской интеллигенции. Успех был огромный, занавес поднимался чуть не 20 раз, на поклон выходил вызываемый овациями автор.
На следующий день посыпались уничижительные отзывы и появилась статья в «Правде» «Внешний блеск и фальшивое содержание».
— Это значит — конец «Мольеру» и «Ивану Васильевич)». — Михаил передал газету жене.
Елена Сергеевна отбросила листы:
— Участь твоя мне ясна — ты будешь одинок и затравлен до конца дней. Нет, не одинок. Мы будем вдвоем. И все переживем вместе.
После шестого представления спектакль сняли.
«Это кладбище моих пьес. После гибели «Мольера» стало совсем уж невыносимо!» — сказал Булгаков, подавая заявление об уходе из театра.
П.А. Марков сформулировал отношения Булгакова с МХАТом так: «Это была дружба страстная, сильная, часто мучительная, но абсолютно неразрывная, порой доходившая — как в постановке Мольера — до трагического взаимонепонимания».
Многие актеры оставались близкими друзьями Булгакова до последнего дня, но случались и обиды — спасал юмор. Если бы не прирожденный склад ума сатирика, он попал бы в Кащенко, как его Мастер. Ум провидца и смех «человека со стороны», зрителя этой «человеческой комедии» — вот что не дало Булгакову сойти с ума или броситься вниз головой с моста.
Обидно, выть хочется, а он пишет другу:
«Сегодня у меня праздник. Ровно 10 лет назад совершилась премьера «Турбиных». Сижу у чернильницы и жду, что откроется дверь и появится делегация от Станиславского и Немировича с адресом и ценными подношениями. В адресе будут указаны все мои искалеченные и погубленные пьесы и приведен список всех радостей, которые они мне доставили за 10 лет в проезде Художественного театра. Ценное же подношение будет выражено в кастрюле какого-нибудь благородного металла (например, меди), наполненной той самой кровью, которую они выпили из меня за 10 лет».
3Вдруг на столе Булгакова появилась пайка.
— Написал вещицу — так, для себя. Донос. Припомнил байки, которые я постоянно рассказывал про мхатовцев. Да, все припомнил.
— «Записки мертвеца». — Елена Сергеевна открыла папку, посмотрела на листы — строки летели вольно, почти без правки и перечеркиваний.
— Наша с МХАТом история любви. Правда, это только первая часть.
— Дашь им читать?
— Боюсь, кое-кто может обидеться. Хотя, с юмором у этих ребят в основном все в порядке.
Пригласили китов МХАТа. Булгаков начал чтение. Как только слушатели поняли, что это история постановки «Турбиных», стали слушать внимательно, потом хохотали, узнавая описанных персонажей. Хохот не умолкал. Лишь в сцене репетиции с велосипедом, в которой так точно и язвительно автор прошелся по самому священному — основам системы Станиславского, приглашенные притихли. Описание носило характер рискованной насмешки.
Но было понятно, что за безумно смешной пародией скрывается настоящая боль.
Качалов виновато опустил голову:
— Самое страшное, что это наш театр — и это правда, правда!
В «Театральном романе» (Так стали называться «Записки мертвеца») запечатлена история взаимоотношений Булгакова с театром, какой виделась она измученному автору пьесы «Черный снег» Максудову. Бесконечные мытарства с инстанциями, доделками и переделками текста, атмосфера завистничества, общей несуразицы — все ведет к печальному финалу — безысходности, невозможности взаимопонимания. Пьеса не поставлена. Роман не дописан. Максудов едет в Киев и бросается с моста.
Булгаков переходит в Большой театр на должность редактора либретто.
«Он будет одинок и затравлен до конца дней» — это Елена Сергеевна определила точно. Но знала она с полной уверенностью и то, что время все расставит на свои места и огромная фигура Булгакова-писателя откроется во всем своем величии. Этому она поклялась посвятить свою жизнь. Именно жена была первым, самым внимательным и чутким читателем едва вышедших из-под пера Михаила страниц. И знала — эти строки дорогого стоят: признания потомков, доброй памяти в веках. Только вот до смерти быть ему изгоем, загнанным зверем-чужаком.
Нервная система Булгакова требовала починки, был найден специалист по гипнозу, взявшийся избавить Михаила от фобий — угнетавших его страхов. После сеансов стало легче — прошли головные боли, бессонница, но выходить из дома один он по-прежнему опасался. Силы давала любимая работа.
Булгаков заключил договор на книгу о Мольере в серии «Жизнь замечательных людей» и работал над биографией Мольера со всей основательностью.
Рукопись «Мольера» прочитал Горький и вынес вердикт: «Что и говорить, конечно, талантливо, но если мы будем печатать такие книги, нам попадет».
— Вот у вас рассказ о Мольере ведется от лица некоего рассказчика. Признаться, в его комментариях часто слышится голос самого товарища Булгакова, а мнение товарища Булгакова не всегда совпадает с тем, что хочет узнать о великом французском драматурге советский читатель, — сказали Булгакову в издательстве. — Вам нужно избавиться от этого приема, убрать рассказчика, приблизить повествование к подлинной истории, и тогда…
Михаил Афанасьевич лишь рассмеялся:
— Вы сами понимаете, что, написав свою книгу налицо, я уже никак не могу переписать ее наизнанку. Помилуйте!
Еще одна невостребованная рукопись. Эта великолепная книга вышла в серии ЖЗЛ лишь через 20 лет ценой невероятных усилий Елены Сергеевны.
4После сеансов гипноза состояние нервов Булгакова настолько улучшилось, что он нашел в себе силы надеть парадный черный костюм и выбраться с женой на прием в Американское посольство. И как оказалось — не зря. Бал сатаны, на который попала Маргарита в романе «Мастер и Маргарита», многое почерпнул отсюда — от этого впечатляюще бредового роскошества.
Булгаков в черном костюме под руку с женой, чудесно выглядевшей в иссиня-черном платье с бледными розами, попал в изысканное общество.
У американцев собрался полный бомонд: самые именитые деятели культуры, видные политики — все при параде, с разряженными в пух и прах супругами.