С. Кошечкин - Весенней гулкой ранью...
дальней": "Читая, он как бы вслушивался в смысловое и звуковое движение
стихов. А потом, кончив чтение, произнес восторженно:
- О-а-е-а... Здорово!"
Поразительна глубоко осмысленная звуковая организованность лучших
произведений Маяковского. Читая его страстные, полные взрывной силы строки,
не просто воспринимаешь, но отчетливо слышишь изображаемое:
Где он,
бронзы звон
или гранита грань?
("Сергею Есенину")
Корни эмоционального, звучного стиха крупнейших русских поэтов уходят в
народную речь, сказки, пословицы, прибаутки, песни, где воедино слиты "самая
яркая и верная живопись и самая звонкая звучность слов" (Гоголь). Есенин, с
детских лет влюбленный в народную поэзию, на редкость тонко чувствовал ее
музыку.
Однажды, вспоминал Василий Наседкин, сестра поэта Екатерина спела
народную песню, где были такие слова:
На берегу сидит девица,
Она шелками шьет платок.
Работа чудная такая,
А шелку ей недостает.
Есенин, услышавший эту песню, сказал: - Лучше: "Она платок шелками
шьет".
Действительно, "подсказ" поэта весьма удачен. Появилась рифма "шьет -
недостает", строка стала мягче вписываться в звуковую ткань куплета. Общее
звучание четверостишия улучшилось.
Этот природный слух, чутье слова и ритма дают себя знать в стихах
самого поэта. Музыкальность, четкость звукового рисунка, гармония чувств,
настроения со звучанием каждой поэтической фразы - характерные черты лучших
есенинских произведений.
Вслушаемся в звуковую окраску одного из стихотворений Есенина, входящих
в цикл "Персидские мотивы".
Я спросил сегодня у менялы,
Что дает за полтумана по рублю:
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное "люблю"?
Я спросил сегодня у менялы
Легче ветра, тише Ванских струй,
Как назвать мне для прекрасной Лалы
Слово ласковое "поцелуй"?
Нетрудно заметить, что речь поэта, переполненного любовным чувством, в
этих строфах своеобразно окрашена мягким звуком "л". При произношении
наиболее важных в тексте слов: "Лалы", "люблю", "слово ласковое "поцелуй" -
голос как бы опирается на этот звук. Вряд ли можно сомневаться, что все "л"
оказались здесь не случайно. Но в то же время они не выставлены поэтом
напоказ, как, например, в стихотворении К. Бальмонта:
Лебедь уплыл в полумглу,
Вдаль, под луною белея.
Ластятся волны к веслу,
Ластится к влаге лилея.
Слухом невольно ловлю
Лепет зеркального лона:
"Милый! Мой милый! Люблю!" -
Полночь глядит с небосклона.
Музыкальная основа как есенинской, так и бальмонтовской аллитераций, то
есть повторений одних и тех же согласных, - глагол "люблю". Однако при
непосредственном восприятии обоих отрывков мы замечаем, что стихи Есенина
'текут непринужденно, свободно, сами собой. Трепетное чувство поэта
выливается в естественных сочетаниях слов и звуков. Преобладание звука "л"
не замечается, хотя мягкость, в нем заключенная, окрашивает все строки. При
чтении же стихов Бальмонта невольно обращаешь внимание на искусственность их
звучания. Автор сознательно играет звуком, любуется им, нарочитой звукописью
затушевывается лирическая тема.
Все это в конечном счете означает, что Есенин при создании
стихотворения шел от чувства, от мысли. В творческой работе художника
первичным, главным было содержание. Поэта в первую очередь интересовала не
звукопись, не внешняя сторона слова, а его внутреннее, смысловое наполнение,
соответствие слова чувству и мысли. Мы пока мало знаем о психологии
творческого процесса и далеко не все в этом процессе можем объяснить. Но
ясно: каждая строка истинного художника рождается чувством, мыслью, согрета
ими, ими окрылена и, если так можно выразиться, озвучена ими. Именно таковы
стихи Есенина.
Иное у Бальмонта. Его подчас интересует не слово - носитель мысли, а
слово как звуковой узор. Горький сказал о Бальмонте, что он "раб слов, опьяняющих его".
Опыт классиков русской поэзии показывает, что при умелом использовании
звуковых повторов художник может достичь замечательных результатов. Главное
в том, чтобы внешнее звучание слов не закрывало собой их смысл, то есть
чтобы поэт не превращал стихотворение в нарочитую игру звуками. Как и во
всем, здесь должна быть соблюдена мера. Это чувство меры в высокой степени
свойственно Есенину. Звукопись в его стихах - не украшение, а одно из
художественных средств, воплощающих чувства и мысли, тонкие психологические
переходы, смену настроений поэта или лирического персонажа.
В том же стихотворении из "Персидских мотивов" - "Я спросил сегодня у
менялы...", как только заговорил меняла, звуковая окраска изменилась. В речи
поэта - нежность, мягкость. В словах менялы, умудренного опытом жизни,
проявляются "жесткая" интонация, б_о_льшая прямолинейность, категоричность
суждений. Здесь - звуковая твердость, присущая буквам "р", "т", "д": Поцелуй названья не имеет,
Поцелуй не надпись на гробах.
Красной розой поцелуи веют,
Лепестками тая на губах.
От любви не требуют поруки,
С нею знают радость и беду.
"Ты - моя" сказать лишь могут руки,
Что срывали черную чадру.
Последняя строка - высшая смысловая точка в движении речи, интонации
менялы. И она имеет наиболее сильную звуковую окраску слов, что дает большой
художественный эффект, концентрирует эмоциональную атмосферу.
Звуки, не связанные со смыслом стиха, А. Д. Кантемир называл
"бесплодными". Такие звуки чужды стихам Есенина.
Песенность, музыкальность - органическое свойство есенинской
поэтической речи. "Засосал меня песенный плен", признался он однажды. В
"песенный плен" попадает и читатель стихов Есенина. И это плен желанный.
В стихотворении "На Кавказе" Есенин писал об авторе "Горе от ума": И Грибоедов здесь зарыт,
Как наша дань персидской хмари...
Цикл есенинских стихов - дань Персии, стране своеобразной красоты и
великих лириков. Поэтическое свидетельство добрых чувств русского человека к
другим народам.
Читая "Персидские мотивы", вспоминаешь не только певцов Востока, но и
