Зиновий Коган - Эй, вы, евреи, мацу купили?
На рассвете «Дозорный» подошел с пограничным катером. Солдаты высадились зимовать, и это было страшнее мыса Терпения. Ледяное сало быстро заполонило остров и зверобоям нужно было торопиться.
В командире пограничников Чернобельский узнал рыжего лейтенанта, хотел было поздороваться, но тот и солдаты прошли в столовую.
Налетел снежный ураган, и зверобои с трудом грузились на «Дозорный», Матросов с Чернобельским забились в кают-компании. Все ждали Мануйлова и Ксению.
Шутки сменила злость, беспокойство и тревога.
Тем временем на острове разыгрывалась драма.
Пограничники заперли Ксению в подсобке кухни.
– Мы без нее не уйдем, – сказал Мануйлов, – под суд всех отдам.
– Я тебя, падла, пристрелю и зверью брошу на жратву, – бесноватый пограничник тыкал автоматом в Марата.
– Лейтенант, что ты молчишь?! – взвыл Марат.
– Мы бабу оставляем на зимовку, – оскалился другой солдат.
– Лейтенант, что ты молчишь!
– Если затянет льдами «Дозорный», – бледный как снег, выдавил из себя лейтенант, – вы будете зимовать с нами, а у меня для вас еды нет.
– Мы без Ксении не уйдем!
– Пристрелю падла! – закричал бесноватый, – ты ее поимел, теперь наша очередь!
Двух моряков на шлюпке отправили с «Дозорного» на остров.
Они вернулись перепуганные и ничего толком рассказать не могли.
– Слушай, – обратился старпом к Леве, – ты знаешь лейтенанта, поплыли со мной.
– Может, я ошибся.
Старпом усмехнулся, почувствовал: Лева боится.
– Значит так, – быстро и решительно сказал старпом, – ты мужик или нет?
– Я мужик.
Леве очень не хотелось встрять в передрягу. Ну, почему он такой везучий на приключения?!
– Тогда – за мной! – старпом поправил кобуру на поясе.
Только стрельбы не доставало. Лева жалостливо посмотрел на Матросова, но взгляд Володи был холоден.
Шлюпка возвращалась к острову по тихой воде.
Вот уже кого Мануйлов не ожидал так этого Чернобельского.
– А ты здесь зачем?
– Мы с лейтенантом в самолете…
Распахнулась дверь столовой, красномордый от выпитого пограничник направил автомат на островитян.
– Отваливайте или перестреляю!
– Я вас всех под суд отдам, – Мануйлов сжал пистолет.
– Отваливай, татарская морда, с этим очкастым жидом! – бесноватый пограничник лязгнул затвором автомата.
– Я брат лейтенанта вашего, – закричал Лева.
Бесноватый захлопнул дверь. И вовремя. Еще мгновение – и Мануйлов бы выстрелил.
Внезапно потемнело. Надвинулась туча и ослепительная молния вонзилась в море. Ухнуло снежным зарядом, да так густо расстреливало остров и море, что казалось, все закружилось в дьявольском танце.
– Закурить дайте, – попросил Мануйлов.
Лева достал пачку «Явы».
– Последнюю не беру.
Мануйлов обернулся к старпому, кричавшему по радиотелефону одно и то же: «Громче говори!»
– Что на катере? – спросил Мануйлов.
– Ледяное сало затягивает, ити их мать.
– Маневрируют пусть. Ждать, – приказал Мануйлов.
– Так сколько ждать-то?! – старпом расстегнул бушлат и стал нервно чесать волосатую грудь. – И катер погубим, и сами подохнем.
– Я сказал ждать. Ты-то, Лева, на хрена сюда приперся? Разве ты его брат?
– Вроде того, – пожал плечами Чернобельский.
– Так чего же ты его с самого начала не остановил?
– Когда?
– Да как только увидел!
– Он меня не узнал с такой бородой.
– Упустил!
– Да какая разница?
– Жопа! Разница большая. Остановил бы его тогда, а теперь они с Ксенией…
– Знакомый, брат – какая разница?
– Ну, раз нет разницы – иди к ним. Стучи в окно, брат.
– А, если они ему пулю в рыло? – старпом оторвался от телефона.
– С чего это он в брата стрелять будет? – Мануйлов подвел Леву к окну. – Стучи, кричи его имя.
– Андрей!
– Громче, твою мать! – Мануйлов свободной рукой прижал лицо Чернобельского к стеклу.
– Андрей!
За окном проплыло лицо лейтенанта. Лева замахал руками, ему показалось, что Лом узнал его.
Раздался выстрел. У Левы подкосились ноги, и Мануйлов отбросил его в сторону.
– Живой?
Чернобельский ни жив, ни мертв от страха.
– Это не в него, это там, – сообразил старпом.
Стреляли в столовой еще два или три раза. Наконец дверь распахнулась, пограничники вынесли истекающего кровью бесноватого. Лейтенант Андрей появился в дверном проеме, поддерживаемый Ксенией.
– Ну, кто тут мой брат? – спросил белый как луна Андрей.
– Так и есть, – старпом толкнул Леву навстречу лейтенанту.
– Брат? – Андрей смотрел на Чернобельского.
– Что? – у Левы пересохло во рту.
– А разве не так ты меня назвал? – удивился лейтенант.
Лева никак не мог вспомнить, когда это он назвал его братом, но молчать становилось опасно, и он сказал.
– Брат.
– А она сестра что ль нам? – Андрей повернул лицо к Ксении.
Синие глаза Ксении были в слезах.
– Но, если мы все на одном острове, – сказал Лева.
Опять сверкнула молния, и под грохот грома все вдруг рассмеялись. Они даже не расслышали его.
Спустя четверть часа люди оттолкнули лодку от берега «Острова любви» и быстро скрылись во тьме.
Любовь Господня
Декабрь Шнеерсона на Днепре. Снег ложился на мокрую землю. Надолго. Запотели окна автобуса. Увеличилось расстояние между его ладонями головой девятилетнего сына.
Декабрь снега воронье вранье. Однако.
Десять лет умерли, десять лет родились новых. Как Муня летал за колбасой в Москву. Борода поседела, шляпа выцвела, и Союз распался.
То-то и оно.
Долгий авиарейс мог прерваться в Токио, где вместо урн торчали компьютеры. Его двенадцатилетняя дочь вошла в Интернет и прочла на Lenta.ru.
«Австралия – концлагерь. Детей продают в рабство, а девушек – в бордель».
Шнеерсон сделал глаза.
– Мне, – сказала дочь, – двенадцать. Куда меня отправят?
– Но ты еще не девушка на работу.
Такие дела.
Седая борода и широкополая шляпа оттеняли взгляд Шнеерсона. Летим в концлагерь, а там пусть будет то, что будет. В самолете Аэрофлота дочь хваталась за рвотный пакет, будто ей все еще стыдно за Австралию.
Над Мельбурном самолет шмякнулся об полосу аэродрома. Благословен, кто съестное упрятал в желудки. Таможня и овчарки тут как тут. Толпились полуголые австралы, встречающие не Шнеерсона. Он сдвинул шляпу набекрень.
– Привет!
Курчавый и загорелый сын размахивал руками и бежал навстречу. Вот теперь они по-настоящему приземлились.
– Ты успеешь на зажигание ханукии! – сказал Андрей.
– Да? – удивился Шнеерсон, – а что это такое?
В «Тойоте» они пересекали безразмерную деревню, омытую океаном и рекламными огнями. Для концлагеря это очень красиво.
