Жюль Ренар - Дневник
И кажется, луна желает им помочь и обрушивает весь свой холодный свет прямо в воду.
Готово, поймали! Крысы вот-вот схватят ее зубами.
Вовсе не поймали. Как и всегда, луна легко ускользает, а вода еще долго хмурится.
* Зимние деревья, нарисованные пером. Каштан угрожающе выставил свои штыки. Всклокоченная сухая шевелюра ивы.
* Чета Филиппов. Они забывают запереть дверь. Они топят печку, но все тепло выдувает. Они никого не видят и не слышат. Даже нищие не приходят больше, не звонят в звонок, не стучатся в дверь.
— Слишком уж холодно, — говорит Филипп, — и они богаче нас. Когда наступает зима, они могут ходить по замкам.
Нищие, конечно, богаче Филиппа.
* Мне хотелось бы быть равнодействующей нашей деревни.
* Она носит траур по отцу, скончавшемуся у нее на руках. Она воспользовалась этим обстоятельством, чтобы не топить дома печку, и при малейшей возможности ходит греться к соседям. Им она говорит, что не может сидеть одна. Люди считают, что это вполне естественно, и уступают ей место у очага.
* Пастух в окружении овец похож на церковь среди деревенских домиков.
5 января. Бодлер: «…Душа вина заводит песнь в бутылке». Вот она, лжепоэзия, которая старается подменить то, что существует, тем, что не существует. Для художника вино в бутылке — это нечто более подлинное и более интересное, чем душа вина и душа бутылки, ибо нет никакого резона наделять душой предметы, которые прекрасно обходятся без всякой души.
* Лев Толстой мог бы сказать Деруледу: «Пока существуют такие люди, как вы, будут существовать войны».
7 января. Синонимов не существует. Существуют только необходимые слова, и настоящий писатель их знает.
* — Что ты готовишь?
— Две-три коротенькие фразы и бесконечные мечты.
* Лафонтен. Все его животные, взятые отдельно, описаны верно, но отношения между ними неправдоподобны. Карп действительно похож на кумушку со своей старушечьей круглой спиной, но он не станет крутиться возле своей кумы-щуки: он спасается от нее, как от своего заклятого врага.
* Прислушайтесь к бубенчикам дилижанса! Он приближается к вам, как разжиревшая и пунктуальная домоправительница, позвякивающая в кармане связкой ключей.
* Приглядитесь к солнечному лучу, проникшему в темную комнату. Он полон пыли. Солнечный луч — ужасный грязнуля.
* Эмиль Пувийон. «Сезетта». Он любит свой край и хорошо его описывает, но насколько же легче увидеть пейзаж, чем крестьянина! Его пастухи и пастушки насквозь фальшивы. Гуртовщик говорит: «Ох, и вкусен шафрановый суп, жирный, питательный, елееподобный!»
* — Господа, если мои сведения точны, отечество в опасности!
15 января. Каждую минуту я сам перерезаю конский волосок, на котором висит дамоклов меч, и пронзаю собственное сердце.
* Я как раз такой писатель, которому мешает стать великим единственно вкус к совершенству.
* Теперь я читаю французскую литературу лишь в избранных отрывках. Но мне хотелось бы самому их выбирать.
11 февраля. Нередко ночью я слышу пенье петуха. Поутру спрашиваю Филиппа, слышал ли и он тоже. Он говорит, что не слышал, и это меня беспокоит.
* Нужно, чтобы слово боролось с мыслью, но не давало ей подножек.
* Чтобы описать крестьянина, не следует пользоваться словами, которых он не понимает.
* Маринетта научилась распознавать в самом зародыше мои дурные настроения, которые иначе могли бы перерасти в злобу.
* Сейчас доброта в моде; но мода продержится недолго.
21 марта. — А как поживает ваша внучка, мадам?
— Спасибо, сударь, хорошо.
— И вы по-прежнему думаете сделать из нее проститутку?
* Для того чтобы быть оригинальным, вполне достаточно подражать писателям, вышедшим из моды.
14 апреля. Для писателя, который только что кончил работать, чтение — это как поездка в экипаже после утомительной ходьбы.
19 апреля. Я не могу удовольствоваться прерывистой жизнью, мне нужна жизнь сплошная.
* У меня из слоновой кости не башня, а только записная книжка.
* Эх, писать бы то, что школьники переписывают в тетради. Это значило бы стать классиком!
* Баррес. Проповедник энергии, как бывают проповедники философии. Для них не обязательно быть мудрыми.
* Созерцать природу — это все-таки полезнее, чем переводить Виргилия.
22 апреля. Романтики — люди, которые никогда не видели оборотной стороны вещей.
* Не желаю знать, что может думать о талантливых людях человек, не обладающий талантом.
* Две утки пролетают по воздуху на такой высоте, где их не может настичь наша жестокость.
23 апреля. Что такое критик? Читатель, который причиняет неприятности.
24 апреля. Ложная скромность. Пусть хоть ложная.
* У свиньи на спине белая полоска, которую ей никак не удается запачкать, валяясь в грязи.
* Записываю мысли, которые будут посмертными. При жизни они мне не нужны; я забываю даже их додумать.
* Зоологический сад. Кенгуру ходит на икрах.
А у этого нет дощечки с надписью: он еще не сказал, как его зовут.
Лама улыбается, как Сара Бернар.
Броненосец — усовершенствованная черепаха.
Слоны приближаются один к другому, переплетаются хоботами и дуют друг другу в рот, как бы спрашивая, не слишком ли у них мощное дыхание. Их вздохами можно надуть парус. Потом слон танцует — больше головой, чем ногами, в честь посетителей. И эта мягкая масса и этот маленький глаз, как дырочка в большом мешке.
1 мая. Общедоступные субботы Сары Бернар. Поэты — организаторы этих полдников — выбрали у Виктора Гюго самые трудные, самые длинные и непригодные для декламации вещи, чтобы публике было на чем поскучать.
Сара, читающая стихи, так лихорадочно взволнована, будто впервые играет «Федру». Слегка похлопали маленькому Брюле, а он, решив, что его вызывают на бис, вернулся на сцену, но никто уже не аплодировал.
Мендес изящно говорит Саша Гитри: «Вы буквально слились с прозой Жюля Ренара». Приходит Ростан. Он решительно великий человек. Подает только ту руку, в которой держит трость. Еле отвечает на вопросы. Я нахожу все это изумительно прекрасным, поскольку он потрудился прийти ради меня.
Гитри читает. Ко мне подходит Бернар. «Идите же, Ренар! Гитри вызывают третий раз!»
Сара с ледяным лицом делает вид, будто ей неизвестно, что Гитри читает мои веши.
6 мая. Недалеко то время, когда лошадь будет такой же редкостью, как жираф.
16 мая. Смерть Сарсе. Когда умирает кто-нибудь из старшего поколения, чувствуешь себя, как на плотине: меняется уровень смерти.
