Таня Перес - Дитя дорог
Я не сказала ни слова, я даже не вошла в комнату дяди, чтобы сообщить его жене то, что он хотел. Я полагалась на него, что он сам ей объявит эту «хорошую весть», что она отделалась от меня навсегда.
Я была очень, очень уставшей. Была уставшей, разочарованной и испуганной. Опять скитания. Я села на свой сундук в углу и сказала себе, что этот сундук выглядит как царская кровать, по сравнению с отталкивающей кроватью толстой госпожи Эсфирь, которая распространяла запах кухни и жареного лука. Это то, что меня ждет – сказала я себе. И еще за целых пятнадцать марок! Молодая русская хозяйка зашла в комнату, где я сидела, и сказала:
– Танюша, я понимаю, что тебя переводят в другое не совсем приятное место. Если тебе будет очень трудно, то приходи жить с нами. Можешь зайти через задний вход, никто тебя там не увидит. Ты сможешь спать в библиотеке, и ведьма тебя даже не заметит!
– Это будет невозможно, все время прятаться. Это тяжело и это меня связывает. Рано или поздно это откроется моему дяде, и он будет сильно на меня сердиться.
– Делай, как знаешь. Переезжай туда и если это будет очень плохо, то сделай, то, что я говорю. Мы всегда тебя будем ждать, и ты сможешь есть и спать у нас, когда тебе захочется. Это не далеко. Мы хорошо знаем госпожу Эсфирь и знаем все о ее доме. Мы предложили жене твоего дяди, что за десять марок мы возьмем тебя к нам. Но знаешь, что она ответила? «Что? Ни за что в мире! Я знаю этот номер. Она пройдоха, эта девчонка. Не верьте ее наивному личику».
Я смеюсь и спрашиваю:
– Возьмете ли вы меня, если я изменю свое решение?
– Что за вопрос? Конечно.
– Это ведет прямо в библиотеку?
– Прямо в библиотеку! Даже когда нас не будет дома, ты сможешь приходить. Возьми этот ключ, у нас есть еще.
Вдруг я ее обняла и очень крепко прижала ее к себе. Она была очень худая, светловолосая. Светлые брови и ресницы, с голубыми глазами. Она не была очень красива, но для меня она была как королева.
33.
Сегодняшний день был очень тяжелым. Я перехожу на другую квартиру. У меня такое нехорошее ощущение перед этим переездом. Мне противен дом госпожи Эсфирь и я страшно боюсь ее «квартиранток». Хуже всего то, что придется спать с ней в одной кровати. Я, наверно, не сомкну глаз! А что будет, если у меня начнется приступ астмы? Она, наверно, проснется и начнет делать из этого целую историю. Все они там производят впечатление «вмешивающихся» – вмешиваются в чужую человеческую жизнь. Старуха мне знакома?! Да, теперь я вспоминаю. Ага… зовут ее Фрида. Откуда я ее знаю? Она родственница моего дяди? Да, да! Это она, это она! Я ее великолепно помню! Она приходила к тете Руле, жене дяди Павла, выглядела как английская королева, страшно важная. На ней висело огромное количество жемчуга. Моя мама неоднократно хвалила качество ее жемчуга. Вообще в нашей семье все обожали драгоценности. Даже я. Жаль, что я выбросила все мамины и бабушкины драгоценности, очень жаль. Но что бы я сделала с ними тогда по дороге?! Наверно кто-то их нашел. Ого! Насколько был счастлив человек, который это нашел. Пусть он будет здоров. Наверно, такой же несчастный, как все остальные.
Я себя иногда спрашиваю, почему украинцев называют злыми? Я до сих пор не встретила никого такого. Конечно, «этот собака полицай», который меня чуть не убил, это другое дело. У него была эта белая тряпка со свастикой на рукаве. Фактически, это его жена меня спасла. Насчет народа вообще, хороший народ. Ко мне они хорошо относились. Конечно, не все. Вот я себя спрашиваю, как я смогу переехать в этот дом? И что я сделаю с вещами, которые принес мне дядя Пава? Наверно, они без конца меня будут спрашивать: что это за вещи? Откуда у меня это появилось? Я думаю, что лучше оставить все у этих русских женщин, и иногда приходить и менять вещи. Все равно будет сложность со стиркой, у этой госпожи Эсфири! Ведь там такая грязь и нет горячей воды, и наверно и мыла нет. Ай, Танька, Танька! Ты стала страшно избалованная. Забыла, что лежала на холодном полу, на трех досках вместо кровати? Забыла ты свое старое пальто, которое не могло накрыть твои длинные ноги, слишком быстро выросшие?! Ой, мои ноги! Я никак не смогу влезть в туфли, которые мне принес дядя Пава. Чулки слишком толстые?! Откуда все эти вещи? Откуда он их достал?! Наверно, это пожертвования. Так моя мама делала, когда собирала вещи для сирот. Вдруг я вижу свою маму, одетую в зеленое крепсатиновое платье со шлейфом. Она идет на бал. Этот бал для ее сирот. Папа надевает смокинг и галстук. Он ей говорит:
– До каких пор ты будешь меня таскать на эти дурацкие балы?!
– Но ты же сам знаешь, что это для пожертвований. Это очень важно! – говорит мама.
– Для того чтоб собрать все эти деньги нужно кормить весь этот народ черной икрой с шампанским?! Вы понимаете, что вы делаете?! Ты и твоя Рая?!
А, а, а! Тетя Рая! Теперь я уже вспоминаю ее. Тетя Рая уже в Бухаресте. Да, я уверенна в этом. Я вижу, как моя мама засыпает на моей руке у цыгана на полу и говорит:
– Таточка, пойди к Рае, она все устроит.
Да, я думала тогда, что она просто бредит или говорит во сне. Но нет! Это наверно было ее завещание. Она наверно не понимала, в каком мы положении. Что Рая далека от нас, за тысячи верст, и мы никогда ее не увидим. Насколько она далека? Впрочем, далека от чего? От Кишинева? Нет Кишинева, Кишинев совершенно сгорел. Только руины.
Хватит, хватит! Я все время думаю глупости. Сижу на полу и думаю глупости. С большим трудом я всунула свои ноги в толстых чулках в тонкие туфли. Это туфли не для детей, это туфли для девушек! И на каблуках?! Я надела хорошее шерстяное платье. На груди у меня два пятна. Жалко. От чего это? Не важно, пусть будет. Я надену новое пальто, которое мне принес дядя… или нет, я надену коричневое пальто, которое мне дала Роза-проститутка? Наверно, лучше коричневое. Пускай не будет лишних вопросов. А что я сделаю со всем остальным? А, я знаю! Попрошу эту молодую русскую, сможет ли она повесить все эти вещи в один из ее шкафов, чтоб мне не тащить все это «приданное» в этот противный дом. Это замечательная идея! Великолепная идея! Сказано-сделано!
Спросила. Повесила. Надела. И пошла. А что будет с головой? Что я надену на голову?! Ой, ой, ой! Я, думая о моей красной шапочке, которая сварилась в печке у Стасика. Сейчас она мне очень нужна. На дворе страшно холодно! Просто мороз! Но ведь апрель! А на улице мороз?!
Как мне повезло с русскими женщинами. Я потихоньку закрыла за собой двери и пошла в сторону «очаровательного» дома госпожи Эсфирь. По дороге я видела много похожих домов. У некоторых был маленький садик, в котором что-то даже росло. Похоже на какой-то огород. В окнах… занавески?! Я могу заглянуть? Это опасно. Кто-нибудь может оттуда выйти и дать мне пощечину. Дальше я вижу домик с двумя ступеньками и рядом маленькая собачка. Кудрявая. Это что, пудель?! Наверно, пудель. Почему вдруг пудель?! Крестьяне, которых я видела раньше на моих дорогах, держали огромных собак, которые охраняли их дома и дворы. А… дедушка… дедушка с медом и собаками. Я помню тебя. Как же мне было хорошо у тебя. Я уверенна, что эти проклятые румыны забрали у тебя мед и расстреляли тебя и твоих собак. Так мне кажется.
