Валентина Малявина - Услышь меня, чистый сердцем
На втором фильме «Золотая речка» между нами поселилось отчуждение.
Наконец Саша сказал:
— Все! Я делаю предложение Жене Симоновой. Надоел твой «Аэропорт», надоели твои отношения с Павликом, все надоело. Я женюсь на Симоновой.
Они поженились.
Помнится еще день, когда Саша крикнул мне в телефонную трубку:
— Все! Я женюсь.
— На ком?
— Хотел бы на тебе. Не получается. Надоело все. Я женюсь. Она прекрасна!
— Где ты?
— У Иосика.
Сердце мое, сделав «кульбит», выпрыгивало, стуча в виски.
Я позвонила Верочке:
— Веруня! Саша женится. Не знаю на ком, но голос его серьезен.
После паузы Верочка спросила:
— Где он?
— У Иосика.
— Поехали к ним, — предложила Вера. — Встречаемся у Арбатского метро.
Встретились.
Иосиф жил на Арбатской площади в особняке. У него было комнат пять.
Там же проживал замечательный артист с великолепной внешностью — Юра Беляев.
А еще Иосик приютил милую-премилую Любочку, помощника режиссера в нашем театре.
Вошли в особняк.
Саша, Иосик и Любочка пили вино.
Наступила неловкая пауза. Иосиф почему-то улыбался во весь рот, пригласил нас с Верой к столу. Мы выпили вина, и Вера спросила:
— Саша, ты женишься?
— Да! — закричал он.
Любочка встала и пошла в другую комнату.
— Кто она? — спросила Вера.
Саша кивнул в ту сторону, куда ушла Люба.
— Ты женишься на Любочке? — спросила я.
— Да! — опять закричал Саша.
— Ты ведь и прежде знал ее. Откуда взялась любовь? — спросила я.
— Взялась! — заорал Саша.
Иосик хихикнул. Он ироничный, Иосиф. Он любил Сашу, к Любочке относился с участием, но хихикнул — и все тут. Думаю, что просто не относился к происходящему всерьез.
Вера строго сказала:
— Саша, едем! Едем ко мне.
Саша растерянно посмотрел на Иосифа. Иосик, улыбаясь, развел руками.
Саша также растерянно посмотрел на меня.
Верочка сказала:
— И Валя поедет.
Я встала и пошла в ту комнату, куда ушла Люба.
Саша тихо сказал мне вслед:
— Не обижай ее.
Я улыбнулась.
Люба стояла у окна. Я подошла к ней.
— Любочка…
Я никогда не видела ее без очков. Она плакала. Я обняла ее.
— Не надо, Валя. Я все понимаю.
Вошел Саша. Он был в пальто. Я отошла от Любы.
Саша сказал ей:
— Прости. Пожалуйста, прости.
— Уйдите, Саша, — сказала Люба, почему-то обращаясь к Саше на «вы».
Этот момент мне памятен еще тем, что он напоминал мне сцену из прошлого века: во-первых — сам сюжет, а потом — особняк: красивое большое окно, диалоги между нами, как сон из прошлого века…
…Теперь Саша женился по-настоящему. Есть предчувствие, что они недолго будут жить вместе. Так и случилось, хотя у них родилась дочь Зоя.
Мы с Сашей расстались. Я стала вдруг рисовать. Пастелькой сделала Сашин портрет. Получилось! Стала рисовать Пушкина, Достоевского, маму, сестру мою Танюшку и другие милые мне лица. Участвовала в трех престижных выставках. Одну из моих работ, а именно Пушкина, купил у меня за три тысячи долларов американец из Лос-Анджелеса и заказал мне портрет Николая II: лицо, одно лицо и через взгляд — история души.
И вот звонок по телефону:
— Валентина! Вас приглашает на пробы в фильме «Мой дом — театр» режиссер Борис Ермолаев. Вам предлагается роль актрисы Никулиной-Косицкой. Ее любил драматург Островский. Все женские образы Островский написал для нее. Катерину из «Грозы» тоже.
— Спасибо! Приду. Борису передайте, пожалуйста, привет.
Легендарный Борис Ермолаев! Отчего легендарный? Он взглядом передвигает предметы, спички у него плавают в воздухе и не падают на стол. Он лечит. Предсказывает. Боря талантливый. Он хорошо пишет, сюжеты его интересны. Фильмы, которые он снимал, имеют необыкновенную, странную форму. Мне нравится его фильм «Фуэтэ» с Катей Максимовой и Володей Васильевым. По созвездию Боря — близнец. Он родился 15 июня, я — 18, совсем рядом.
Прихожу на пробы. Боря нервен, но мне легко с ним. Я понимаю его. Оказывается, на Никулину-Косицкую пробуется вся страна, да, именно страна.
Спрашиваю Бориса:.
— А кто Островский?
Он называет ряд фамилий и среди них Александра Кайдановского.
Встретились мы с Сашей только на съемочной площадке. Отношения были не лучшими: мы почти не разговаривали.
И вот однажды перед съемкой отдыхаем мы с Сашей в комнате, у нас была одна на двоих; Саша на одном диване, я — на другом. Перед Сашей — диктофон, он читает стихи и записывает их на пленку, я — рисую. Не общаемся. На мне необыкновенной красоты бархатное вишневое платье, расшитое бисером. Саша тоже в гриме и костюме. Я встала и стала ходить по комнате туда-сюда, тихонько так, чтобы не мешать ему записывать себя на пленку. Вдруг он подлетает ко мне, укладывает на палас и задирает платье, а там «сто тысяч нижних юбок». Юбки тоже летят вверх.
— Саша! Сашенька! Что с тобой?
— Разве ты не видишь? Разве ты не чувствуешь? — негодует Саша.
Я как-то сумела изловчиться и поползла к двери, оставаясь на полу. Саша пополз за мной. Я приоткрыла дверь, а по коридору прохаживается артист, игравший Ленина. Я по-прежнему, лежа на полу, потому что Саша придерживал меня, зову:
— Товарищ Ленин! Товарищ Ленин! Помогите мне, пожалуйста.
Ленин смотрит вниз и спрашивает:
— Что с вами?
Саша быстро встал, и я вскочила, Ленин подошел к нашей комнате и настежь открыл дверь.
Я почему-то раза три низко поклонилась, улыбаюсь и говорю:
— Репетируем, товарищ Ленин. Извините, что я обращаюсь к Вам так, но каково сходство!
— Благодарю вас, — чуть картавя, сказал Ленин и ушел…
Еще один эпизод всплывает в памяти, кажется, было это позже… Да, уже во время съемок в Москве. В «Детском театре». Он сказал:
— Хочу быть с тобой. Жить с тобой. Давай убежим ото всех!
Павлик ожидал меня в фойе театра. Я Саше сказала об этом. Он выскочил в фойе. Свет был выключен, а на улице вечерело, поэтому виден был только силуэт Павлика. Саша, разбежавшись, резко остановился и громко поздоровался:
— Здравствуй, Павел!
— Здравствуй, Саша!
Я была у входа. Павлик спросил:
— Когда будет ваша сцена? Хочу посмотреть.
Я попросила его не смотреть.
Съемки были до ночи, и я предложила Павлику поехать домой. Он поехал. А Борис Ермолаев тихо говорит мне:
— После съемок поехали ко мне. Саша и ты. Завтра у нас выходной и, если у тебя нет ничего в театре, проведем этот день вместе. Саше очень понравилось мое предложение.
— Нет, Боря, я поеду домой.
