Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер
Сигары… и еще раз сигары. Эвелин Дункан, октябрь 1941 года
[103]
Поездка ранней осенью в разгромленный немцами Бирмингем оказалась, как и ожидалось, весьма успешной: толпы народа приветствовали Черчилля, который ездил по городу на авто с поднятым верхом. По своему обыкновению, он привнес в мероприятие немного театральности, нацепив свой котелок на трость. Премьер-министр, сидя на заднем сиденье, время от времени поднимал головной убор в воздух и приветственно махал им людям. А потом стал объектом поистине фанатического поклонения.
Вот как об этом случае написал 4 октября 1941 года ряд местных газет. Эта новость разлетелась по всему Мидлендсу:
«Мисс Эвелин Дункан, рекордсменка мира по производству боеприпасов — она изготовляла по 6 150 деталей для зенитных снарядов в неделю, — в прошлую пятницу, когда Черчилль посещал Бирмингем, прорвалась через полицейский кордон и преподнесла ему коробку в двадцать пять сигар, вчера она получила от него ответный подарок.
Ей передали подписанный премьером его портрет и экземпляр книги Into Battle (“В бой”) с автографом.
К подаркам прилагалось письмо, в котором говорилось: “Дорогая мисс Дункан! Спасибо за вашу доброту; она очень много для меня значит. Пожалуйста, примите в знак благодарности этот небольшой подарок от меня. Искренне Ваш, Уинстон С. Черчилль”».
Тут трудно не задаться вопросом: что Черчилль сделал с подаренными Эвелин сигарами? Были ли они того особенного — весьма роскошного и дорогого — бренда, который он предпочитал? Вряд ли. Несколько дней спустя сигары опять стали лейтмотивом портрета премьер-министра Великобритании в прессе, и автор репортажа умудрился представить его эксцентричность как нечто совершенно нормальное.
Во времена постоянных жесточайших бомбардировок у публики выработался повышенный аппетит к подробностям из личной жизни Уинстона Черчилля. И похоже, не только у британской, но и у американской. В октябре 1941 года американский репортер Пол Мэннинг порадовал читателей подробным, даже инсайдерским, описанием типичного дня из жизни лидера Британии военного времени, которое было донесено и до британской аудитории через газету левого толка Daily News.
Мэннинг писал, что в тот день на рассвете Черчилль вернулся на Даунинг-стрит из неназванного бомбоубежища. «Иногда он ночует по другому адресу, который, понятно, засекречен, но всегда спешит как можно раньше вернуться в свою спальню на Даунинг-стрит; только тут он может по-настоящему расслабиться. Спальня просторная; из большой кровати красного дерева, стоящей лицом к окну, Черчиллю открывается вид на лужайку позади дома номер 10».
Описанный репортером день начался с чтения документов. «В 8:30 он позвонил, чтобы ему принесли завтрак. Как и все его трапезы, это самый обычный завтрак. Бекон и яйцо, иногда немного почек. И всегда кофе. Он не пьет чай за едой». Затем пришла одна из его «шести секретарей», и началась диктовка, секретарь печатала на «бесшумной» машинке. В 10 утра она ушла. «Вскочив с кровати, он побрился безопасной бритвой. Как он сам сказал, для электробритвы он слишком старомоден. Он принимает ванну, потому что душ на Даунинг-стрит еще не обустроили».
Далее началось заседание Кабинета министров, потом обсуждение вопросов внутренней и внешней политики, заседание военного кабинета. Затем: «Обед в час — опять простая еда. Сначала аперитив со льдом, затем холодный ростбиф в качестве основного блюда, далее черный кофе, бренди и сигара. Сигары — единственная настоящая роскошь. Все они очень дорогие и огромного размера. Однажды, отвечая на вопрос любознательного посетителя, сколько сигар он выкуривает в день, Черчилль ответил: “Четырнадцать, и каждую с огромным удовольствием”».
Заключительный комментарий Мэннинга: «Да, он тори, империалист, яркий представитель “старой школы”, потомок первого герцога Мальборо… но он земной человек, из народа, каким, возможно, не был ни один другой премьер-министр. Он настоящий “мистер Англия”».
Между делом Мэннинг сообщает, что Клементину Черчилль страшно расстраивает потертость ковров у них дома. На них видна «четкая дорожка, протертая ногами Уинстона». «Но покупать новые ковры бесполезно, — говорит миссис Черчилль. — Все равно он и их быстро протрет».
В луче проектора. Эрик Эмблер, ноябрь 1941 года
[104]
Одной из причуд той войны можно назвать тот факт, что некоторое время Уинстона Черчилля охранял лучший мастер шпионских триллеров в стране. Эрик Эмблер, автор бестселлеров «Маски Димитриоса» и «Путешествие внутрь страха» [105], пошел на войну добровольцем. Сначала он был инструктором по мотоциклам, а затем какое-то время служил офицером-артиллеристом в Чекерс-хаусе, резиденции премьер-министров в Бакингемшире. Учитывая, что эта сельская местность в тот момент — да и в любой другой — не была объектом нападений нацистских диверсантов, у служивших там людей случались относительно спокойные периоды, а Черчилль всегда любил выражать признательность военным, обеспечивавшим его безопасность. Главным развлечением были киновечера. Эмблер — как показывает приведенная далее цитата из его автобиографии — пришел смотреть фильм с участием чрезвычайно популярной в то время звезды экрана Дины Дурбин. Не менее увлекательным зрелищем стало для него поведение Черчилля, сидевшего в первом ряду.
«Премьер-министр обожал голливудские фильмы… в Чекерсе наверху был просторный кинозал, и дежурных офицеров охранной роты из нашей батареи иногда приглашали на еженедельные кинопоказы. В день рождения Черчилля в ноябре 1941 года я был одним из приглашенных… Кинотеатр оказался забит до отказа, за исключением первого ряда. Там сидел только премьер-министр; мы могли видеть это с внешней площадки. Он был одет в широкий стеганый халат бежевого материала, накинутый на «костюм сирены». В луче проектора и в мерцающих отражениях от экрана он был похож на смятую постель.
В одной руке мистер Черчилль держал сигару, в другой бокал бренди. Шло время. Второй проектор перехватил инициативу у первого. Мне казалось, что фильм безраздельно завладел вниманием премьер-министра. А потом я услышал странный прерывистый звук, исходивший из халата. Нет, не храп, он не спал. Прислушавшись получше и подавшись в его сторону, я понял, что это: он репетировал речь.
Самих слов я не слышал. Он репетировал, как будет их произносить. Я разобрал только ритмы и модуляции, которые он напевал в своей особой гнусавой тональности соль-фа».
Отдельный класс. Джеймс Чутер Эде, февраль 1942 года
[106]
Как мы говорили выше, советский посол Иван Майский мечтал о том, что Уинстон Черчилль втайне симпатизирует социализму. А о чем же мечтали коллеги премьер-министра из Лейбористской партии и по коалиционному правительству военного времени? Несмотря на неопределенную ситуацию в мире — в феврале 1942 года британские войска были разгромлены японской армией в Сингапуре, а борьба между немцами и англичанами в Северной Африке становилась все ожесточеннее, — некоторые в Британии уже начинали представлять себе страну после войны и общество, которое хотели бы там построить.
Депутат от Лейбористской партии Джеймс Чутер Эде — позже он стал министром внутренних дел — был в то время парламентским секретарем Совета по образованию. Черчилль решил повысить его, назначив заведовать военным транспортом. Но Чутер Эде предпочитал остаться на своем месте. И вот, в ожидании консультации со своим заместителем Клементом Эттли по поводу столь неожиданного и дерзкого акта неповиновения, Черчилль произнес Чутер Эде короткую и проникновенную речь о своих на редкость прогрессивных взглядах на образование.
