Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер

Черчилль хорошо понимал, что такое мягкая сила. В декабре 1941 года нападение японцев на американскую базу в Перл-Харбор на Гавайях все же втянуло Америку в войну, и Черчилль с Рузвельтом оказались по одну сторону баррикад. Черчилль романтизировал их отношения; американцы же, напротив, были настроены к Британии и будущему империи весьма сурово.

Наиболее ярко это проявилось в разработке атомного оружия. Во время их первых встреч в 1940-е Черчилль не раз выражал Рузвельту беспокойство по поводу того, что немцы, возможно, думают в схожем направлении. Затем, когда стало ясно, что создание источника цепной реакции — задача вполне выполнимая, Черчилль признался Рузвельту, как обеспокоен, что США в курсе британских исследований в этой сфере (под кодовым названием «туннельные сплавы»), но при этом американские ученые своими результатами не делятся. Черчилль тогда был случайным гостем в доме Рузвельта в Гайд-парке. Пятиюродная кузина Рузвельта Дейзи Сакли потом вспоминала «специальное маленькое ведерко для льда для его скотча», а также что премьер-министр был в «огромной шляпе емкостью в десять галлонов» и храбро прыгнул в бассейн в шортах, выглядя при этом как «кьюпи» (страшненький пупс, голый и с выпуклым животом; был очень популярен в те годы).

Тут стоит отметить, что на самом деле британцы проявляли не меньшую изобретательность, чтобы держать партнеров в неведении относительно своих успехов. Например, они до 1941 года скрывали от американцев невероятный триумф Блетчли в деле взлома немецкого кода «Энигма». Но, как мы очень скоро убедимся, Черчилль невероятно гордился учреждением, совершившим этот подвиг.

Сказки дешифровщиков. Взломщики кодов из Блетчли-парка, сентябрь 1941 года

[102]

Это был несколько эксцентричный и неряшливый загородный дом, бесконечно далекий от величия, к которому привык Черчилль. А его подвалы скрывали самые большие военные тайны. Именно в Блетчли-парке, расположенном к северу от Бакингемшира, был взломан нацистский код «Энигма». В этих подвалах работали тысячи молодых людей: математики, шахматисты, любители кроссвордов, супершикарные «дебютантки» (патриотичные девушки-новобранцы женской Королевской вспомогательной службы ВМС — сокращенно Wrens — Women’s Royal Naval Service). Труд их был крайне напряженным и предъявлял огромные требования, а моральный дух британцев в 1941 году уже был порядком подорван. Это учреждение явно нуждалось в визите высокопоставленных энтузиастов дешифровального дела.

«К нам приезжал сам Уинстон Черчилль, — писал старший криптограф Гордон Уэлчман десятилетия спустя (в то время эта тема все еще была засекречена согласно Закону о государственной тайне). — [Эдвард] Трэвис (заместитель директора Блетчли. — С. М.) провел ему экскурсию по многочисленным направлениям деятельности Блетчли-парка». В числе прочего это означало, что премьер-министр заглянул в коттедж № 8 — в этом строении Алан Тьюринг и его команда раскрыли загадку «Энигмы», кода ВМФ, — и коттедж № 6, где взламывались армейские шифры и коды военно-воздушных сил фашистов.

«В план экскурсии входило посещение и моего кабинета, — продолжает Уэлчман, — и мне велели подготовить речь минут на десять. Когда их группа явилась, Трэвис довольно громким шепотом сказал мне: “Пять минут, Уэлчман”. Начав с заготовленной фразы: “Мне хотелось бы отметить три момента…”, я, гораздо поспешнее, чем планировал, изложил первые два пункта. Трэвис прервал меня: “Достаточно, Уэлчман”. Уинстон, которого ситуация явно позабавила, подмигнул мне, словно школьник, и сказал: “Уверен, третий пункт все же был, Уэлчман”». Криптограф навсегда запомнил то легкомысленное удовольствие премьер-министра и вспоминал, что ораторское искусство Черчилля «имело мощнейший эффект».

Премьер-министр заглянул и в коттедж № 7, где безраздельно царила перфокартная табуляционная машина Германа Холлерита — монстр размером со шкаф, на котором работали преданные своему делу девушки-добровольцы: они тестировали разные комбинации кодов. По воспоминаниям очевидца, «перед взором визитера открылась сцена кипучей деятельности. Сорок пять операторов сидели за своими машинами. При появлении делегации все машины одновременно были остановлены, и мистер Фриборн (отвечавший за это подразделение. — С. М.) дал в воцарившейся полной тишине вступительное пояснение… По завершении демонстрации все машины были опять приведены в действие, а когда посетителей повели к выходу, работа опять на пару секунд прервалась, поскольку Черчилль остановился на пороге, чтобы попрощаться с девушками».

Уинстон Черчилль — при его сложных отношениях даже с арифметикой — вряд ли хоть что-то понимал в том, как Уэлчман, Тьюринг и прочие гении применяли сложнейшие математические расчеты для решения очевидно неразрешимой проблемы, как эти люди использовали машину, способную генерировать около 178 миллионов различных комбинаций зашифрованных букв. Но он отлично понимал, насколько тяжел этот труд и как важно, чтобы все эти новобранцы — от уважаемых университетских профессоров, разрабатывавших теории о новых методах криптоаналитических атак, до юных девушек, работавших на машинах Холлерита в коттедже № 7, — были окружены заботой государства.

Именно Черчилль позаботился о том, чтобы была выполнена их просьба и отремонтированы старые теннисные корты в Блетчли. Там он познакомился с энергичным 23-летним, только с университетской скамьи, математиком, который никак не ожидал встречи с самим премьер-министром. Годом ранее Джон Херивел взломал код «Энигмы» люфтваффе, внеся тем самым неоценимый вклад в успехи британских летчиков в битве за Британию. Впоследствии он описал приход Черчилля в их коттедж № 6 так: «…вдалеке послышался звук множества голосов, который постепенно нарастал и, достигнув крещендо прямо за моей спиной, вдруг резко затих, после чего я услышал голос Уэлчмана: “Сэр, а теперь позвольте представить вам Джона Херивела, именно он в прошлом году разгадал код немецкой «Энигмы». Услышав свое имя, произнесенное Уэлчманом в такой неожиданной для него манере, я автоматически повернулся вправо и обнаружил, что смотрю прямо в глаза премьер-министру! Мы пару секунд молча смотрели друг на друга, а потом он отправился дальше…»

Черчиллю представили также Алана Тьюринга, который, как потом рассказывали, «страшно нервничал». Затем премьер-министр вышел на улицу, где было очень холодно, поднялся на небольшой холм, заросший садами, и произнес там речь. Говорил он «очень кратко, но с глубочайшим волнением». Херивел запомнил его таким: «довольно пожилой, хрупкий на вид мужчина, слегка сгорбленный, с редеющими волосами, в черном костюме в тонкую полоску… ни бравады, ни большой черной шляпы, ни сигары».

Несмотря на очевидное преклонение Черчилля перед криптографией как дисциплиной, он не мог не поддразнить директора Блетчли, Аластера Деннистона, по поводу чрезвычайной молодости его контингента. «Кстати, насчет вашего подхода к подбору кадров, — сказал он через опущенное окно автомобиля уже перед самым отъездом. — Знаю, я сам дал вам карт-бланш не останавливаться ни перед чем, но никак не думал, что вы воспримете это так буквально».

Симпатия Черчилля к дешифровальщикам была настолько сильна и очевидна, что через месяц после того визита криптографы рангом постарше, в том числе Тьюринг, набрались смелости и написали премьер-министру письмо с просьбой добавить персонал и увеличить финансирование на разработку специализированного протокомпьютерного оборудования. И тут Блетчли — как и вся военная промышленность — столкнулся с жесткой бюрократией. Дело в том, что письмо к двери дома номер 10 по Даунинг-стрит доставил лично чемпион по шахматам Стюарт Милнер-Барри. Поначалу его не хотели пропускать, поскольку не взял с собой никакого удостоверения личности.

Впрочем, в итоге, возможно, именно забавное проявление рассеянной эксцентричности обеспечило шахматисту личную встречу с Черчиллем (пусть и не в тот день). Еще не дочитав доставленное Милнером-Барри письмо, премьер-министр сказал секретарю: «Убедитесь, что у них есть все нужное, и доложите о выполнении». Письмо получило пометку: «Подлежит исполнению сегодня».