Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер
Портрет художника. Сесил Битон, 10 ноября 1940 года
[98]
Понимая великую силу кино, Черчилль не менее остро осознавал и мощь фотографии. Сесил Битон — сын торговца лесом — в 1920-е запечатлевал эстетику «золотой молодежи», а в 1930-е был штатным фотографом журналов Vogue и Vanity Fair. У него сложились отличные отношения с разными представителями королевской семьи. Но на принципиально новый моральный уровень его творчество вывела война: Министерство информации уполномочило его вести фотохронику бомбардировок Лондона. И он выполнял кое-какие деликатные задания клана Черчиллей…
«Премьер-министр восседал в центре длиннющего стола безукоризненно, абсолютно свиноподобный, — писал Сесил Битон в своих дневниках. — Лицо розовое, огромная сигара свисает на подбородок. Толстые белые и слишком маленькие руки ловко перелистывают бумаги в огромной красной кожаной коробке, стоящей рядом».
Выбрать время для подобных заданий всегда было чрезвычайно трудно. Как убедить человека, максимально занятого военными проблемами — на дворе ноябрь 1940 года, Лондон стирают с лица земли страшнейшими бомбардировками, — выделить хотя бы полчаса для позирования фотографу? Кроме того, Черчилль никогда не славился усидчивостью.
Ловкий Битон уже умудрился внедриться в семейство Черчиллей. Пару месяцев назад, в сентябре, журнал Vogue заказал ему несколько портретов Клементины — снимали тоже на Даунинг-стрит. Ее волосы, как он позже вспоминал, были «уложены как у Афины Паллады». Памела Черчилль, жена Рэндольфа, попросила его сфотографировать ее пятинедельного малыша, тоже Уинстона, внука премьер-министра. Именно поэтому он надеялся, что это упростит ему задачу запечатлеть Черчилля в Кабинете министров.
Когда Битон прибыл, Черчилль выразил недовольство, что его просят оторваться от работы. Фотограф был к этому готов: он ловко разложил на столе несколько снимков его крошечного внука, и это смягчило душу премьер-министра. Далее Битон пытался усадить Черчилля за письменный стол, а тот отвечал на все попытки заставить его позировать «рыком». В конце концов премьер-министр взял себя в руки и, как потом писал Битон, смотрелся при этом как «животное, выглядывающее из заднего угла свинарника».
Однако позже Черчилль оживился и повеселел; через считаные минуты начиналось заседание Кабинета министров, народ собирался, и он уже куда охотнее взаимодействовал с фотоаппаратом, с явным удовольствием прогуливаясь взад-вперед по коридору, — много раз, пока фотограф не получил желаемый кадр.
Самое известное фото из той сессии сегодня можно увидеть в Национальной портретной галерее: Черчилль сидит за столом в кабинете, лицо повернуто влево; стальные глаза смотрят в объектив, челюсть выпячена, в правой руке сигара, на животе на жилете поблескивает цепочка от часов. Истинное воплощение воинственной решимости. Надо сказать, эта съемка не принесла Битону особых проблем — в отличие от некоторых его снимков Клементины Черчилль, на которых, как, безусловно, напрасно сказала одна из ее подруг, она похожа на «мегеру, да еще и наркоманку».
Дикий водоворот уик-энда. Леди Диана Купер, февраль 1941 года
[99]
Она была красавицей с журнальной обложки: с короткой стрижкой, широко распахнутыми глазами, серьезными, но с намеком на веселую иронию; актриса-аристократка, номинально младшая дочь герцога Ратленда, хотя на самом деле ее отцом был писатель Гарри Каст. До Первой мировой войны окружение леди Дианы Мэннерс считалось самым шикарным из лондонских светских обществ. Война унесла жизни многих из этой гламурной тусовки. К 1920-м о ней упоминали в мюзик-холльной лирике как об образце шика и роскоши. Затем она вышла замуж за Даффа Купера. К началу Второй мировой войны он был представителем Черчилля в Министерстве информации. Пути Дианы и Черчилля пересекались не раз, порой при весьма ярких обстоятельствах.
«Ну и ну! — писала леди Диана Купер, подстраиваясь под стиль своего сына-подростка Джона Джулиуса Норвича. — Вот так дела!»
Сильнейшие бомбардировки британских городов и портов продолжались, и 19 февраля 1941 года Черчилль уехал собираться с мыслями в Дитчли, в большой дом в георгианском стиле в графстве Оксфордшир. На уик-энд он собрал вокруг себя коллег. Леди Диана описывала ту напряженную и заряженную энергией атмосферу своему сыну такими словами:
«Ох и интересным же выдался минувший уик-энд! Мы поехали в Дитчли, где живет Уинстон… Для начала скажу, что премьер-министра охраняют солдаты в полной экипировке. По двое часовых у каждой двери дома, никто не пройдет. Я сейчас выгляжу тут за городом ужасно смешно в своих цветных брюках, меховой куртке, мексиканских сапогах и беженском платке, поэтому, выходя из дома, я улыбнулась часовым и сказала: “Я скоро вернусь, и вы меня ни с кем не спутаете”. Однако, когда я вернулась, караул, судя по всему, сменился. Я улыбнулась солдатам, которые, как я думала, были теми же двумя, что и прежде, и довольно нахально собиралась войти внутрь, как вдруг меня встретили два штыка, застывших буквально в паре сантиметров от моего желудка. Они, без сомнения, приняли меня за какого-то безумного немца-убийцу, сбежавшего из цирка».
Дитчли-парк был выбран потому, что обычное место для отдыха премьер-министра в Чекерс-хаусе на неопределенное время закрыли (кроме того, резиденция Дитчли была недалеко от Бленхеймского дворца, где Черчилль родился; их разделяют всего несколько километров). Чекерс — расположенный в Чилтернсе, чуть к северо-западу от Лондона, — был слишком очевидной целью для люфтваффе, а в лунные ночи его широкие гравийные дороги были заметны не хуже отлично освещенных взлетно-посадочных полос. Это, понятно, означало, что премьер-министру, министрам, советникам и службе безопасности нужна другая штаб-квартира. Дитчли-парк, принадлежавший депутату от консерваторов Рональду Три, по сути, был реквизирован, как и практически все загородные резиденции в военное время.
Дом прятался в густом лесу, по парку даже бродил олень, и, помимо бесконечной военной работы, у его обитателей была возможность для прогулок и дружеских застолий.
В своей переписке с сыном леди Диана Купер также описывает резко изменившегося Черчилля — человека, который всего за несколько лет до этого был политическим изгоем, а теперь стал одной из самых влиятельных фигур в мире. Как же он воспринимал эту новую мантию мощи и власти?
«Почти всю работу Уинстон делает в постели. Благодаря этому он остается отдохнувшим и молодым, но теперь его не увидишь так часто, как в старые времена Богнора (у них с Купером был там дом. — С. М.). Теперь в отношение к нему людей примешивается великое почтение к лидеру столь огромного масштаба, и это создает атмосферу легкого смущения, но только до позднего вечера. Кроме того, вместо старых друзей тут гостят люди, которых называют ДВО и ДМИ (директор военных операций и директор военной разведки), а также очаровательный главнокомандующий военно-воздушными силами, сэр Чарльз Портал, с морщинистой маленькой женой, с которой я когда-то играла в детстве: она жила в Дентоне, неподалеку от Бельвуара». (Миссис Портал было тогда сорок три — она дожила до 1996 года, — и, вероятно, подобное описание ее вряд ли порадовало.)
«Был там, конечно, и Брендан [Брэкен], — продолжала леди Диана, — и Венеция [Стэнли], а также жена Уинстона и их красивая и очень энергичная дочь Мэри. В воскресенье случилось настоящее польское нашествие — президент Сикорский, польский посол и еще несколько замечательных граждан этой страны. После обеда маленькая процессия, возглавляемая Уинстоном, за которым следовали поляки с прямыми спинами, и замыкаемая (очень, надо сказать, неохотно) вашим сонным Папой (Даффом Купером. — С. М.), прошествовала в отдельную комнату на совещание по вопросу информационной политики в Польше».
