Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970
Упрямство, с которым мы стремились в музей жадеита, было вознаграждено. Коллекция размещалась на большой вилле; китайский хранитель провел нас по залам, к сожалению, я не очень много понял из его объяснений.
Исключительная ценность, которую китаец придает жадеиту, должно быть, имеет непосредственные причины, объясняющиеся не только тем, что он красив и легко обрабатывается. Оценка подобна той, которая среди металлов выпала на долю золота, а среди минералов на долю горного хрусталя, и которую Альберт Великий[181] называет их тайной. Говорят, что это еще и сегодня можно почувствовать при виде этих поверхностей — некоторые напоминают луну, другие мхи, рассыпанный пепел, замутненные водорослями пойменные озера. Никакого сомнения, камень смотрит на нас и излучает глубину, от которой начинаешь грезить.
Знание таких сил пропало, равно как и знание лекарственных растений. Они были открыты не экспериментами, а непосредственным отношением. Признаком потери является то, что используются они уже не в культе, а находят банальное применение, проходя еще последующую механическую переработку. Эстетика и польза перевешивают оригинальную силу. Архаичны рыбы и цикады, которых клали покойникам на глаза. Красота драгоценностей и скульптурных произведений выигрывала от столетия к столетию и достигла своего апогея в восемнадцатом веке.
Тот, кто хотел бы исследовать геологию и историю жадеита, найдет здесь свою Мекку; нет богаче организованного места. Наряду с жадеитом представлены и другие минералы, которые пригодны к созданию аналогичных произведений: малахит, яшма, коралл, лазурит и розовый кварц. Большие витрины заполнены ими. Несколько кусков упали и разбились — как нам сказал хранитель, вследствие землетрясения.
Жадеит, имя которого носит здание, представлен сырыми глыбами и в разнообразной обработке. Жадеит белый и золотой, мшисто - и яблочно-зеленый, амбра - и дымчато-серый — кроме того переходы всех оттенков. Мы можем, так же, как у некоторых цветов и насекомых, выхватывать лишь заметные варианты. А подобрать названия всему этому разнообразию изначально кажется нереальным.
С любителем здесь могло бы произойти то же, что с персонажем китайской сказки, который, когда принцесса открыла лицо, упал в обморок. Я увидел рыбу из зеленого жадеита, на плавниках переходящего в золотой. Кроваво-красная ваза с шестью колокольчиками, включая кольцо, на котором колокольчики эти висели, была вырезана из цельного куска — позднее творение высшего совершенства. Два белых слона стояли рядом со вскинутыми хоботами, концы которых грациозно соприкасались друг с другом. Должным образом рассмотреть маленькие, добытые из могильников кольца и амулеты у нас не хватило времени.
Если я правильно записал, коллекция составлена по стилям династий Тань, Сун, Юань, Мин и Цинь. Но классификация их затруднена тем, что здесь, как и в Японии, старые формы точно копировались во все времена.
Атмосфера не столько музея, сколько богатого частного дома. Кроме того, мы были там единственными посетителями. Грот сокровищ. Медичи удалось похожее именно в том, что касается камней. Перед входом нас задержали заклинатели змей; я обнадежил их, что мы остановимся при возвращении — тем временем разразилась гроза, и они убрались прочь со своими корзинками. Опять упущенное зрелище; надеюсь, мы наверстаем это на Цейлоне.
* * *В Ботаническом саду. Как некоторые города кажутся изваянными из цельного камня, так эти тропические парки — из девственных лесов. Табличка у входа предупреждала не связываться с обезьянами; они совсем не ручные. Мне пришлось на деле убедиться в справедливости упомянутого предупреждения, когда я раздавал им из пакета земляные орехи. Я не протягивал их обезьянкам, вскоре собравшимся вокруг нас, а бросал им орехи подальше. Это были забавные существа с золотисто-карими глазами, все левши. Засмотревшись на них, я вдруг почувствовал удар, как будто на спину мне прыгнул демон, — это была старая обезьяна, вероятно, обезьянья мать; она вырвала у меня пакет и спустя мгновение снова сидела на своем дереве, где с удовольствием принялась один за другим поедать орехи, бросая вниз скорлупу. Наверно, это был испытанный прием, который она проделывала с каждым новичком. Нечто похожее происходит с Синдбадом-мореходом. Каждый остров, на который он высаживается, готовит ему новую ловушку.
Флора уплотняется до загадочных картин. Не угадать, какие листья и цветы принадлежат дереву, а какие вьющимся или паразитирующим растениям, поселившимся на нем. Мы отдохнули под индийским фиговым деревом, которое разрослось в целый лес; одни воздушные корни его свисали вниз подобно нитям, другие подобно канатам, а следующие опять же, образовали стволы, увенчанные крепкой крышей. Это, должно быть, было одно из тех деревьев, под тенью которых пряталась армия Александра.
Словно из помещения над сценой исполинского театра смотрели мы на парковое озеро. Воздушные корни были облеплены мхами и заросли зубчатыми, как оленьи рога, папоротниками. Всё казалось только что возникшим из всемирного потопа; с листьев еще капала вода.
ПОРТ СУЭТТЕНГЕМ, 1 СЕНТЯБРЯ 1965 ГОДА
Порт Суэттенгем, должно быть, значительный перевалочный пункт. Корабль стоит там несколько дней, чтобы выгрузить одни грузы и загрузить другие, главным образом различные сорта древесины; во время экскурсии на Иохоре мы увидели, как хищнически вырубаются горные леса. Мы еще раз посетили мангровые заросли, чтобы поймать маленькую Cicindela, которая резвилась там на песчаной отмели. Она летала так быстро и настолько сливалась с землей, что мы ориентировались только по ее тени.
Впрочем, итог охоты в окрестностях остался скромным; страна очень культивирована. Зато обнаружились великолепные птицы, прежде всего орлан-белохвост с белой шеей, который в одиночку или парою парил над обширной мангровой чащей, высматривая добычу. Я предполагаю, что эти края поставляют также основную часть деликатесов, которые предлагаются на сингапурском рынке рептилий.
На вёсельной лодке с молодым гребцом-малайцем мы рискнули отправиться в сплетение водных артерий. Архетипический образ болота повторяется там на более высокой ступени: разъединение, едва удавшееся, опять начинает сплавляться; все снова перемешивается. Ощутимо зловещее всасывание, близость эмбриональных образований, у которых отсутствуют конечности и глаза.
Во второй половине дня я по одной из импозантных аллей отправляюсь в Jungs Bar, китайский трактир, чтобы покурить там, выпить темного английского пива и понаблюдать за гостями. Дело ведет изящная китаянка, перебрасывает костяшки на счетах, обслуживает случайных посетителей, переводит и еще одаряет улыбкой.
