Израиль Рабкин - Время, люди, самолеты.
Нас старались информировать не только о сенсационных перелетах и рекордах. Нам рассказывали и о сложных технических проблемах, которые вставали на пути дальнейшего развития авиации, о том, что было связано с реализацией опыта боевых действий авиации в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии. Мы знали, что ведется усиленная работа по созданию новых боевых самолетов и что по окончании учебы мы, по всей вероятности, уже встретимся с этими новинками и даже станем непосредственными участниками небывалого по своим масштабам процесса перевооружения нашей авиации.
И вот я здесь, на одной из стоянок НИИ ВВС, вижу много неизвестных мне самолетов и думаю о том, что это, должно быть, и есть те самые новинки, о которых говорили в академии. До чего же хотелось быстрее познакомиться с ними!
А эти – И-153 и И-16, – почему они здесь?
Зачем их испытывать, если они уже много лет выпускаются серийно и состоят на вооружении ВВС? А может быть, они не совсем такие, с какими я имел дело? Присмотревшись повнимательнее, я и в самом деле увидел, что у них есть отличия: по-другому выглядел капот мотора, стоял другой винт…
В кабине И-16 сидел военврач второго ранга и что-то вымерял и записывал. Как и все находившиеся на этой стоянке, он был поглощен своим делом и не обращал на меня никакого внимания. Доктор в кабине истребителя? Тогда мне показалось это кощунством.
…К стоянке подрулил вернувшийся из полета самолет. Развернулся, взял равнение на соседей, пострелял напоследок выхлопами мотора и замер. Он был заметно крупнее соседей, немецкого производства. Да к тому же двухместным. В одном из спускавшихся на землю членов экипажа я узнал своего ведущего.
Таракановский тоже заметил меня и, пригласив подойти поближе, познакомил со своим напарником летчиком-испытателем Александром Семеновичем Николаевым. Тот вскоре ушел, а Таракановский задержался, чтобы отдать распоряжения о подготовке следующего полета. Покончив с делами, он повернулся ко мне:
– Обедал?
– Нет.
– Пойдем.
По дороге в столовую поинтересовался:
– Какие впечатления?
– Отличные, но есть вопросы…
– Вопросы? Это хорошо.
Не теряя времени, я начал задавать их, но путь был недолгим и удалось только выяснить, что самолет, на котором летал Таракановский, «Мессершмитт-110» и что ему, не летчику, а ведущему инженеру, начальство разрешило летать на рабочем месте штурмана и выполнять в полете обязанности инженера-экспериментатора.
Столовая размещалась на первом этаже нашего здания. Михаил Иванович прошел к своему излюбленному месту, в левый угол зала. Здесь стоял большой стол, за которым уже сидело человек семь, но было еще несколько свободных мест.
После первого блюда, которое показалось мне довольно вкусным, я снова обрел способность «присматриваться», точнее, прислушиваться. За столом шел один из тех разговоров, который, раз начавшись, мог продолжаться до бесконечности. Словно костер, в который время от времени подбрасывают сухие сучья, он способен вспыхивать с новой силой от каждой удачно брошенной шутки или реплики, при появлении нового участника и переключении внимания на новую тему.
Речь шла о воскресной рыбалке. Говорил сидевший напротив худощавый майор:
– Прошу обратить внимание на моего соседа, – он показал на офицера с комплекцией на три, а может быть и на все четыре, весовые категории больше, чем у него. – Вы, наверное, заметили, как он, войдя сюда, тотчас же направился ко мне и занял вот это место, хотя свободных мест было много. Я, конечно, не против, тем более что мы с ним давние приятели. Но когда такое происходит на рыбалке, то я извиняюсь…
В воскресенье рано утром мы появились с ним на Среднем озере. Берега обширные, выбирай любое место и действуй. Я выбрал, он – тоже. Начали рыбачить. Поначалу все шло нормально.
Но, увидев, что я бросил в свое ведерко четвертого окунька, а у него еще ни разу не клюнуло, он начал приближаться ко мне. Уменьшил интервал наполовину, потом еще наполовину и до тех пор половинил, пока не придвинулся ко мне вплотную и уже не было возможным забрасывать удочки.
Я уступил ему свое место и ушел чуть ли не на противоположный берег озера. Но ему таки не везло, и он снова пошел на сближение. И тут он вытащил пескарика сантиметров в пять. Издав победный клич на все озеро, он замахал своими удочками. Но пошли зацепы, один за другим, один сильнее другого. Казалось бы, уйди с этого гиблого места, но нет, он словно прирос к нему и ни на шаг ни вправо, ни влево. Ничего он больше не поймал, только растерял все свои крючки.
Вы думаете, после этого он угомонился? Ничуть! Он принялся за мои. Часа через два у нас осталось по одному крючку. Недолго пришлось ждать и последнего зацепа.
В отчаянии, не сняв даже штанов, кинулся он в воду. Нырял-нырял, сколько уж раз нырял, я и счет потерял, но в конце концов отцепил крючок. Выплыл на берег весь синий, дрожит, а рот до ушей – доволен. Но после этого не только он, но и я ничего не поймал. Я думаю, что своей непомерной фигурой он распугал всю рыбу. Так вот, прошу вас решить, обязан ли он возместить нанесенный мне ущерб и чем?
Рассказ майора никого не оставил равнодушным. Все улыбались. На поставленный вопрос ответил сидевший рядом со мной военинженер первого ранга. По его мнению, виновник срыва рыбалки должен быть, безусловно, наказан. Как? Очень просто: он должен по-братски поделиться с потерпевшим всем своим уловом.
Перехватив инициативу, он продолжал:
– Нечто подобное случилось в прошлом году со мною, когда я проводил свой отпуск в низовьях Волги. Там, как известно, рыбалка не чета подмосковной. И вот однажды мой сосед по рыбалке тоже стал приближаться ко мне и в конце концов так приблизился, что наши лески от закидушек безнадежно перепутались. А когда зазвенели сигнальные стаканчики, причем у обоих сразу, и мы выбирали свои закидушки, то вытащили огромного сома, килограммов на двенадцать – пятнадцать. Возник вопрос: «Чья рыба? Кто ее автор?» Сам черт не разберет. Неизвестно, куда завел бы нас этот спор, да вмешались соседи, которые предложили сварить из этого сома и из пойманной ими разноперой мелочи тройную уху, а потом всем обществом съесть ее.
Под аккомпанемент подобных историй мы расправились с обедом и вышли из столовой. Михаил Иванович сразу умчался на верхние этажи, а я снова пошел на стоянку. Переходил от самолета к самолету, присматривался к новой для меня технике и к тому, что делали на ней испытатели.
Незаметно подошел конец рабочего дня. По дороге домой, в электричке, в метро и на последнем, пешем участке пути от библиотеки имени Ленина до Якиманки (ныне улица Димитрова), я все еще находился под впечатлением прожитого дня, как бы заново переживал каждую его минуту. Встреча с Воеводиным… Минут десять, но и за это время я почувствовал, что встретил умного и требовательного начальника и, должно быть, хорошего человека. Вспомнил посещение стоянки, где увидел много интересного. Вспомнил и разговор, который приоткрыл для меня еще одну сторону жизни моих новых сослуживцев.
