Виталий Дмитриевский - Шаляпин в Петербурге-Петрограде
таки трудно мне! Всем крупным людям трудно на Руси. Это чувствовал и
Пушкин, это переживали десятки наших лучших людей, в ряду которых и твое
место — законно, потому что в русском искусстве Шаляпин — эпоха, как
Пушкин.
Не умеем мы ценить себя, плохо знаем нашу скудную и тяжкую историю, не
понимаем ясно своих заслуг перед Родиной, бедной добром, содеянным ей
людьми. И так хотелось бы, чтоб ты понял твою роль, твое значение в русской
жизни!
Вот это — те слова от сердца, которые сами идут на язык каждый раз, когда
я думаю о тебе, дорогой мой друг.
И часто орать хочется на всех, кто не понимает твоего значения в жизни
нашей...»
На празднование царского юбилея Шаляпин не поехал. Он вернулся в
Петербург после его завершения.
В апреле 1913 года Шаляпин дал несколько спектаклей на сцене Народного
дома (ныне кинотеатр «Великан» ка территории парка имени В. И. Ленина) в
пользу Ломоносовского общества грамотности для бедных сирот. Как обычно,
спектакли с участием Шаляпина имели огромный успех. По существовавшему
тогда порядку один ярус зала Народного дома отдавался публике бесплатно.
Чтобы попасть туда, зрители, в основном учащаяся молодежь, выстаивали
огромные очереди. «...Это ли не высокое счастье, это ли не честь мне? —
спрашивал в письме Шаляпин Горького. — Трогательно. Уж я им выхлопотал,
чтобы их пускали ночью часа на три-четыре внутрь здания, а то, право, душа
болела за их такое терпение и энергию. Жаль только, что бюрократическая и
весьма своеобразная постановка дела этого, так сказать, Народного дома в
скромной степени дает возможность проникать туда простому, но заправски
хорошему человеку, — рабочий народ, кажется, ходит туда не без опаски, да, я
думаю, и прав: там, наверное, очень ревностно действует шпик. Что делать —
такова наша русская общность, — без наблюдений едва ли кто ходит по городу и
живет в нем, а в особенности наблюдения живут с двояковыпуклыми глазами
там, где человек иногда может сделать забастовку».
В этом же письме Шаляпин сообщал Горькому, что высылает ему
библиографические материалы о Стеньке Разине. Федор Иванович просил друга
написать либретто для оперы и полагал, что Глазунов сочинит музыку. Мыслью
об опере на сюжет о Стеньке Разине в свое время делился с Шаляпиным
Римский-Корсаков. Шаляпин, как всегда, был полон творческих планов и
замыслов.
ПЕРЕД БУРЕЙ
В 1910-х годах в Петербурге оперные спектакли давались не только в
Мариинском театре, но и в Народном доме, в Большом зале Консерватории, а
летом в театре «Олимпия» на Бассейной улице. Иногда сборные труппы частных
антрепренеров играли в Таврическом и Василеостровском театрах.
Впрочем, эти антрепризы часто терпели крах. Так, летний сезон в 1909 году
принес работавшей в театре «Олимпия» труппе такие убытки, что на
следующий год она уже не формировалась. Вскоре и сам театр прекратил свое
существование. Территория, которую занимало здание театра и прилегающий к
нему сад, была разбита на участки, по бешеным ценам распроданные под
строительство доходных домов.
С приходом на русскую музыкальную сцену Ф. И. Шаляпина культура
оперного спектакля в целом чрезвычайно возросла. Среди театральной публики
опера стала очень популярным жанром. О возросшем престиже оперы
достаточно убедительно свидетельствует принятое в Мариинском театре в 1912
году Теляковским специальное постановление, категорически запрещавшее во
время оперных спектаклей входить в зрительный зал. Интересно, что на
балетные представления этот запрет не распространялся.
Однако несмотря на высокое исполнительское мастерство оперных певцов,
издавна бытовавшие театральные штампы нередко снижали художественность
постановок. К. А. Коровин рассказывал в своих воспоминаниях, как на сцену на
все оперные спектакли выставлялся один и тот же «вечный камень». На нем
сидели, около него пели дуэты Онегин и Ленский, в «Демоне» на камне лежала
Тамара, а в «Русалке» — Наташа, ставили камень и в «Борисе Годунове». «Как-
то раз Шаляпин пришел ко мне (к К. А. Коровину. — Авт. ) и, смеясь, сказал:
— Слушай, да ведь это черт знает что — режиссеры наши все ставят этот
камень на сцену. Давай после спектакля этот камень вытащим вон и бросим с
моста.
Но камень утащить Шаляпину режиссеры не дали.
— Не один, — говорили, — Федор Иванович, вы поете, камень необходим
для других...»
В сезоне 1912/13 года Шаляпин должен был выступить в Мариинском театре
в сорока спектаклях. Певец решил обосноваться на постоянное жительство в
Петербурге.
Приехав в северную столицу летом 1912 года, Шаляпин подыскал себе
квартиру в районе Театральной площади. Он поселился в доме №4 на
Никольской площади (ныне площадь Коммунаров). Квартира Шаляпина под №2
находилась на втором этаже большого пятиэтажного доходного дома
(сохранился и поныне). Из окон, обращенных на площадь, хороню был виден
Никольский собор. Ненадолго съездив в Москву, Шаляпин снова возвратился в
Петербург: в Павловске должен был состояться бенефис дирижера А. П.
Асланова с участием певца.
В 10 часов утра 16 июля на Николаевском (ныне Московский) вокзале
собралась группа встречающих. Среди них заведующий оркестром Павловского
вокзала И. В. Липаев, органист императорской оперы Н. Н. Шуров, в доме
которого в Павловске останавливался певец. Медленно подошел курьерский
поезд. На площадке вагона — Ф. И. Шаляпин. С ним приехали И. Г. Дворищин,
А. П. Асланов, композитор Ф. Ф. Кенеман. Репортер «Биржевых новостей»
спросил певца относительно замысла создать на оперной сцене образ Степана
Разина. «Это больное мое место, — ответил Шаляпин. — Я уже давно мечтаю
создать образ этого волжского богатыря. Но нет больше Мусоргского! По этому
поводу я уже беседовал с Глазуновым. Но он говорит, что это не его стиль... И
вот я снова в милом Петербурге, хотя не надолго, а потом опять айда по
