Зиновий Коган - Эй, вы, евреи, мацу купили?
– Это меня пугает.
– Почему?
– Потом когда-нибудь объясню.
Она шла на отрыв, не видела Диму, ему даже почудилось – она тяготилась им. Она его не любит… Любишь ты – не любят тебя. Такова жизнь? Но тогда зачем она брала охапки снега и протягивала ему – послушайте, как звенят кристаллы! Он тряс их, они перезвоном напомнили ему весенних птиц. А до весны еще далеко.
На весенний праздник Пурим его друг Шломо пригласил их на фестиваль пуримшпилей. Шломо со школьниками играли пуримшпиль. Марина немо стояла в углу комнаты, где набились две сотни любопытных, где актеры-любители сменялись детьми, а следом становились к стене иные и не похожая на предыдущие истории игралась. Впрочем, история одна – падение и возрождение народа.
Волны моря. Лицо Марины – два лепестка розы в комнате, где духота обливала всех потом. В такие мгновенья мужчины от Марины сходили с ума. Она принадлежала к женщинам, кто красотой своей владел изнутри. Так наверное поют.
Дима познакомил «сову» с друзьями, и ватагой возвращались к метро.
На Ленинских Горах она сказала Диме:
– Провожать меня до проходной не нужно. Я не хочу разговоров.
– Я люблю тебя.
– Скажите это на иврите.
– Ани охав шелах, – послушным идиотом сказал Дима. – Послезавтра восьмое марта.
– Я не признаю этот праздник.
Она ушла не оглянувшись.
Седьмого марта Дима с институтскими сотрудниками загружали автомашины на овощной базе луком и яблоками, а потом, как это делается, выпили. На площади Трех Вокзалов он купил два билета в театр и позвонил Марине.
– На завтра!
– А я вас завтра приглашаю к себе. Моя соседка уехала домой.
Восьмого марта вымытый и выбритый, с женскими колготками в кармане приперся лысый Дима к общежитию аспирантов. Она опоздала на двадцать минут.
– Я пойду в стороне от вас. Поднимитесь на 7-й этаж, налево по коридору, последняя комната. Но чтобы никто не видел, как вы ко мне входите.
Он проглотил и это. И с ним, действительно, не церемонились.
Затемненная келья Марины – это раскладушка с неубранной постелью, на подоконнике бутыль виноградного сока, на письменном столе блюдце с поджаренными ломтиками черного хлеба и сахарница. Целовались сначала у окна, потом на раскладушке. Наконец, он сказал, как бы сам не свой (так всегда случалось с ним в незабываемые мгновенья).
– Я хочу тебя, Марина. Я хочу чтобы ты мне родила сына… хочу, чтобы мы стали перед Богом мужем и женой…
– Хорошо, – сказала она. – Отвернитесь.
Он сбрасывал одежду с себя, еще не веря ей, обернулся. Она сидела на раскладушке в нижней рубашке, ноги – под одеялом. Он снял с нее рубашку и увидел грудь с розовыми сосками. Она стеснялась ласк. Вообще все жутко быстро произошло.
– Перегорел я, – виновато улыбнулся Дима.
Но она молчаливая и нежная легко успокоила его и через несколько минут он снова взял ее и на этот раз они соединились надолго, насколько это бывает у очень сильных людей. Третий раз Марна просила уже сама:
– Ты меня еще хочешь? Только будь осторожней.
Она обняла его ногами.
Они пили чай с ломтиками черного хлеба. У нее вдруг разболелся живот.
– У меня язва.
– Нужно обратиться к врачу.
– Нет.
Боль скоро отступила. Марина пошла провожать его. И на этот раз – порознь.
– Ну, вы не расстраиваетесь, что не пошли в театр?
– Я счастлив.
– Ну вы соблюдали предосторожность?
Он едва не расхохотался в ответ. Какого черта!? Это была охота за молодостью и ружье он держал без чехла. Он торжествовал сейчас над всеми женщинами и над бывшей своей женой.
– Теперь не скоро, – сказала Марина.
Он улыбнулся кошачьими глазами.
Две недели он ждал ее звонка.
– Прости, Марин, что я звоню первым. Как дела?..
– Я ведь просила мне не звонить. – сказала Марина.
– Когда мы встретимся?
Она молчала. Говорила она ему или нет, что ее приятель Коля вернулся из ссылки?
– Может быть тебе неудобно говорить? – раздалось в трубке.
Этот Дима ее достал-таки.
– Дима, – сказала она, – ко мне приезжала мама, мы поговорили и в общем… Ну, это не телефонный разговор. Во всяком случае, я не стою того, чтобы из-за меня расстраиваться.
Она попрощалась и выбрала для этого телефон.
Несколько дней он ничего не чувствовал, кроме того, что он отвергнут. Отвергнут. Не привыкать как-будто. На пятый день он обнаружил, что стоит посреди комнаты – лицом к картине дачного лета. За окном пороша снежила балкон, но Дима был сейчас в лето.
Она позвонила в середине мая.
– Дима, нам надо встретиться. Я буду вас ждать у станции метро «Университет» через час.
– Хорошо. Ты не опоздаешь?
– Я приду на этот раз вовремя.
Она пришла даже раньше. В черном пальто. В большой черной шляпе. Лицо цвета огнедышашей лавы.
– Идемте, – сказала Марина и конвоировала его в темный трамвайный сквер.
– Я вас тогда просила быть осторожней. Я ведь просила!
– Ты беременная? У нас будет ребенок!
– Я влипла. Мне он не нужен сейчас. Вы все испортили!
– Все будет хорошо, вот увидишь.
– Идиот! Чему вы улыбаетесь? Я вам отдам ребенка и делайте с ним что хотите. Тогда не так запоете.
– Это в тебе говорит страх. Все будет хорошо.
– Ну вот что, узнаете в ЗАГСе на какое число принимают заявления, чтобы мне не позориться и не брать справку.
– Почему ты из наших отношений делаешь тайну? Ты стыдишься меня?
– Мы друг другу не пара. Разве вы не заметили взгляды ваших друзей.
– Это очень важно – взгляды?
– А вы сами не понимаете, что мы не подходим друг другу? Моя мама имела ввиду совсем не вас.
– Друзья, мама…. Сама ты где?
Увы, она не знала. Приятель ее Коля бродяжничал в Москве (дома в Иркутстке его ждали повестки из райвоенкомата), предлагал ей стать вместе с ним русскими хиппи.
– Я не могу делать аборт, врач предупредила, что у меня больше не может быть детей.
– А я тебя не заставляю делать аборт.
– Ну вот возьмете его себе.
– Мы будем жить вместе?
– Еще чего! Я в университете! Он будет искусственник. О чем вы думали, когда я вас предупреждала?! Двадцать лет пожили с женой и не знаете элементарных вещей.
– Это что ж, я останусь с двумя детьми?
– А вы как думали? Я вас предупреждала. Конечно, я тоже наполовину виновата, но вы… взрослый человек… Если бы я могла знать! …
– Ты позвала в гости и я, дурак, поверил в любовь.
– Впервые встречаюсь с психом. Если бы вы не сделали мне подлость, мы бы по-хорошему расстались и все. Но теперь поздно. Нужно спасаться от позора!
– Когда ты пригласила…
– Хватит об этом. Просто я хотела посмотреть, что вы за партнер. Вам же было бы потом хуже. Я кажется, сойду с ума….
