Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
новенный, можно сказать, дежурный, романтический лепет того времени.
Всех, однако, перещеголял князь Мишель Эристов, он готов вынести двенадцать ударов
хлыстом за ее портрет в одежде капуцинов. Муся заставляет его вынести это испы-тание, обнадеженный Мишель просит у своей маман разрешения сделать предложение Марии
Башкирцевой, ведь он ей по крови вовсе не двоюродный брат. А значит, и не должно быть
запрещения от православной церкви. Княгиня Эристова, смеясь, рассказыва-ет об этом
Марии, Мишель - глуп и юн, ему всего восемнадцать лет. Замуж за него? Нет, ни за что! А
вот заставить таскать себя в кресле по большой лестнице вверх и вниз, и сно-ва вверх и
вниз, это можно.
Князь Мишель Эристов выписывает для нее кегли, крокет и микроскоп с коллекци-ей
блох. Наскучив блохами, она сажает перед собой на пол Гриц и, используя его, как
мольберт в два счета рисует карикатуру на Мишеля.
Гриц и Мишель мечтают провести зиму в Петербурге, говорят они об этом с явным
намерением завлечь ее туда. Она отделывается шуткой, которую хочется привести полно-
стью, потому что вполне может быть, мой читатель не прочитает дневник, ограничившись
этой книгой. Кроме того, этот большой отрывок свидетельствует о ее явном литературном
даровании. Напомним, что ей всего семнадцать лет, восемнадцать исполнится только в
ноябре.
“Воображаю, что вы там будете делать, - сказала я. - Хотите, я опишу вам вашу жизнь, а
вы мне скажете, правда ли это?
- Да, да!
- Прежде всего, вы меблируете квартиру самой нелепой мебелью, купленной у лож-ных
антиквариев, и украсите самыми обыкновенными картинами, выдаваемыми за ориги-
налы: ведь страсть к искусству и редкостям необходима. У вас будут лошади, кучер, кото-
рый будет позволять себе шутить с вами, вы будете советоваться с ним, и он будет вмеши-
ваться в ваши сердечные дела. Вы будете выходить с моноклем на Невский и подойдете к
группе друзей, чтобы узнать новости дня. Вы будете до слез смеяться над остротами одно-
го из этих друзей, ремесло, которого состоит в том, чтобы говорить остроумные вещи. Вы
спросите, когда бенефис Жюдик и был ли кто-нибудь у m-lle Дамы. Вы посмеетесь над
княжной Лизой, и будете восторгаться молодой графиней Софи. Вы зайдете к Борелю, где
будет непременно знакомый вам Франсуа, Батист или Дезире, который подбежит к вам с
поклонами и расскажет вам, какие ужины были, и каких не было; вы услышите от него о
последнем скандале князя Пьера и о происшествии с Констанцией. Вы проглотите с ужас-
ной гримасой рюмку чего-нибудь очень крепкого и спросите, лучше ли было приготовлено
то, что подавалось на последнем ужине князя, чем ваш ужин. И Франсуа и Дезире ответят
вам: “Князь, разве эти господа думают об этом?” Он скажет вам, что индейки выписаны из
Японии, а трюфели - из Китая. Вы бросите ему два рубля, огляды-ваясь вокруг, и сядете в
экипаж, чтобы следовать за женщинами, смело изгибаясь направо и налево и обмениваясь
замечаниями с кучером, который толст, как слон, и известен ва-шим друзьям тем, что
выпивает по три самовара чаю в день. Вы поедете в театр и, насту-пая на ноги тех, которые приехали раньше вас, и пожимая руки или, вернее, протягивая пальцы друзьям, которые говорят вам об успехах новой актрисы, вы будете лорнировать женщин с самым
дерзким видом, надеясь произвести эффект.
И как вы ошибаетесь! Как женщины видят вас насквозь!
Вы готовы будете разориться, чтобы быть у ног парижской звезды, которая, погас-нув там, приехала блистать у вас.
Вы ужинаете и засыпаете на ковре, но лакеи ресторана не оставляют вас в покое: вам
подкладывают подушку под голову и покрывают вас одеялом сверх вашего фрака,
облитого вином, и сверх вашего помятого воротничка.
Утром вы возвращаетесь домой, чтобы лечь спать, или, скорее, вас привозят домой. И
какие вы тогда бледные, некрасивые, все в морщинах! И как вы жалки сами себе!
А там, там... около тридцати пяти или сорока лет вы кончите тем, что влюбитесь в
танцовщицу и женитесь... Она будет вас бить, а вы будете играть самую жалкую роль за
кулисами, пока она танцует.
Тут меня прервали, Гриц и Мишель падают на колени и просят позволения поцело-вать
мою руку, говоря, что это баснословно и что я говорю, как книга!
- Только последнее... - сказал Гриц. - Все верно, кроме танцовщицы. Я женюсь на светской
женщине. У меня семейные наклонности: я буду счастлив, когда у меня будет свой дом, жена, толстые дети, которые кричат - я буду безумно любить их.” (Запись от 24 августа
1876 года.)
Так оно, впрочем, и случилось, как предполагал Гриц Милорадович. Каждому - свое.
Летняя жизнь барского дома неспешна. Мужчины ходят купаться на реку. Мария с
княгиней сидят на большом балконе барского дома, изнемогая от безделья и нестерпимой
жары, перемывая ушедшим косточки. Вид с балкона прелестный:
“Напротив - красный дом и разбросанные беседки, направо - гора со стоящей на ее склоне
церковью, утонувшей в зелени, дальше - фамильный склеп. И подумать, что все
принадлежит нам, что мы - полные хозяева всего этого, что все эти дома, церковь, двор, напоминающий маленький городок, все, все наше, и прислуга, почти шестьдесят человек, и все!” (Запись от 29 августа 1876 года.)
Гордость и тщеславие землевладельца, в мечты она по-прежнему заносится очень высоко, замуж - так за короля! Полтавские гиппопотамы, всякие там Горпитченко ее не
устраивают. Ее заносчивость смешит достаточно трезвого отца. Уж он-то понимает раз-
ницу даже между землевладельцами. Скоро они поедут в гости к князю Сергею Кочубею, владельцу знаменитой Диканьки, где бывали и Пушкин, и Гоголь. Этот князь Сергей Вик-
торович Кочубей был до него предводителем полтавского дворянства. Семья Кочубеев
знаменита с Петровских времен. Василий Леонтьевич Кочубей был известным обличите-
лем гетмана Мазепы, он писал Петру I доносы о его готовящемся предательстве (как близ-
кий к Мазепе человек он оказался посвящен в планы последнего отложиться от России и
передаться ее врагам), но Петр не поверил доносу и выдал Кочубея с соратником, полков-
ником Искрой, самому Мазепе, который после тяжелых пыток их обезглавил.
Кстати, деревня Диканька вместе с другими деревнями была пожалована Василию
Леонтьевичу гетманом Мазепой еще тогда, когда отношения их были безоблачны. Дочь
