Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой краткое содержание
Александр Александров
Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Глава первая
МАРИЯ БАШКИРЦЕВА. СОТВОРЕНИЕ МИФА
Кто такая Мария Башкирцева? Многим это имя ни о чем не говорит, кто-то слышал про
рано умершую русскую художницу, жившую в Париже, некоторые читали ее “Дневник”,
написанный по-французски, неоднократно издававшийся в России в конце XIX- начале
XX века и недавно переизданный вновь в русском переводе.
Странно было бы писать биографию девушки, прожившей так недолго, вполне резонно
предположить, что вся ее биография в ее дневнике, ведь она вела его довольно подробно в
течение всех сознательных лет, но, к сожалению, дневник в традициях того времени издан
без указания имен, при этом сильно сокращен, убраны подробности частной жизни ее
семьи, как раз все то, что в наше время больше всего интересует читателя. Впрочем, это
замечали и современники:
“В дневнике ее указания на личную интимную обстановку редки и кратки,
и такие важные факты, как семейные отношения, оставлены, по видимому, с намерением в
темноте; ни на один из них не пролито ни малейшего мерцания света”, - писал в 1889 году
Уильям Эварт Гладстон (1809-1898), известный политический деятель и писатель, бывший
за свою долгую жизнь четыре(!) раза премьер-министром Англии. Уже сам факт, что такой
известный человек отрецензировал появление ее дневника в переводе на английский язык, говорит о чрезвычайной популярности этой книги.
Жизнь Марии Башкирцевой старательно идеализирована публикаторами и семьей, создан
миф, разрушать который мы совсем не собираемся, но кажется уже наступило время, когда
можно рассказать о ее подлинной жизни, жизни русской мадемуазель, большую часть
которой она прожила за границей, попытаться расшифровать, насколько это воз-можно, ее
дневник, поразмышлять над его страницами, как напечатанными, так и сокрытыми,
увидеть сокрытое в напечатанном, рассказать о быте того времени и вернуть имена когда-
то известные, а теперь позабытые даже во Франции, а у нас и вовсе неведомые, од-ним
словом, пользуясь выражением Гладстона, “пролить мерцание света” на интимную
обстановку и семейные отношения.
Конечно, написать биографию женщины, не оставившей особенного следа в искусстве, в
том смысле, в котором мы привыкли относиться к биографиям великих людей и
знаменитостей, невозможно. Да и прожила она слишком мало, хотя и не двадцать три, как
указано во всех посвященных ей энциклопедических статьях, а около двадцати шести. Но, безусловно, каждая человеческая жизнь ценна, и будет интересно ее проследить, тем бо-
лее некоторые литературные и художественные способности у Марии Башкирцевой все-
таки были, но только судьба не позволила им до конца развиться. Она так и осталась авто-
ром фальсифицированного дневника, который, впрочем, читает уже не одно поколение, и
автором нескольких картин, вполне эпигонского толка, притом эпигонкой она была
третьестепенных художников Салона, вроде ее учителя Родольфа Жулиана, его приятеля
Тони Робера-Флери или Жюля Бастьен-Лепажа, с которым она пережила предсмертный
платонический роман. Большинство ее картин не сохранилось, (всего было известно до
ста пятидесяти картин и этюдов, картин, в основном, незавершенных), а те, что есть, пы-
лятся в запасниках, не считая трех-четырех, находящихся в экспозициях известных музеев
в Париже, Ницце, Чикаго и Петербурге.
Недавно во Франции повторили выставку картин, бывшую в 1900 году: большая часть
известных в то время художников, попавших на эту престижную выставку, была никому
теперь неизвестна. История искусства пошла другой дорогой, не будем здесь ре-шать, правильной или неправильной, во всяком случае, не той, которой пыталась идти Мария
Башкирцева; ее дорога, как и дорога ее учителей, была дорогой в тупик. Кем бы она стала, если бы не бросила живопись вообще, удачно выйдя замуж, к чему она всегда стремилась, ясно показывает судьба ее соперницы по Академии Жулиана, бывшей всего на два года ее
старше, Луизы-Катрин Бреслау. Неоднократная участница Салона, полу-чавшая там
награды, она стала известной французской художницей академического на-правления и в
XX веке, еще при своей жизни (она умерла в 1927 году), была благополуч-но забыта даже
своими соотечественниками, хотя несколько ее картин хранятся в музеях мира. Такова бы
была судьба и Марии Башкирцевой, проживи она дольше. Имя Марии Башкирцевой
сохранил для нас ее дневник, иначе о ней сейчас бы никто и не вспомнил.
“Дневник” Марии Башкирцевой, которым зачитывались несколько поколений французов и
русских, если точнее сказать, француженок и русских женщин и девушек, на первый
взгляд, почти никаких реальных сведений о ее жизни не дает. Если основываться на ее
дневнике, в том виде, в котором он издан, жизнь ее крайне бедна событиями, хотя и богата
передвижениями в пространстве. Она сама писала в дневнике, в той его части, ко-торая до
сих пор неиздана: “Неужели я так и проведу свою жизнь в мечтах о чем-то не-
обыкновенном? Я придумываю события!” (Неизданная запись от 28 июня 1883 года).
Придумывают события тогда, когда их нет в реальной жизни. Но все-таки с ее сто-роны
эта фраза - рисовка, поза, кокетство; события были, жизнь ее полна ими, но когда дневник
сокращали, убрали из него всю живую жизнь, зашифровали оставшихся дейст-вующих
лиц, вот и стало казаться, что событий действительно нет.
Приступая к этой книге, я спрашиваю себя: “Зачем мне писать о Башкирцевой, если
особенной любви к этой экзальтированной русской мадемуазель я не испытываю, если ее
болезненное желание славы и только славы любым способом мне антипатично?”
“Слава, популярность, известность повсюду - вот мои грезы, мои мечты”.
(Запись 1873 года). С этого начинается и этим заканчивается ее дневник.
“Придет день, когда по всей земле мое имя прогремит подобно удару грома”.
(Запись от 23 января 1874 года).
“ В двадцать два года я буду знаменитостью или умру”.
(Запись от 13 апреля 1878 года).
На следующий день:
“Если бы я взялась за рисование в пятнадцать лет, я была бы уже известна! Пони-маете ли
вы меня?”
“О, стать знаменитостью!
Когда я представляю себе в воображении, что я знаменита, - это точно какая-то молния, точно электрический ток; я невольно вскакиваю и принимаюсь ходить по комна-те”.
