Элина Быстрицкая - Звезды на небе
Да-а-а…
Лучшим «лекарством» от моей неудачной любви и одиночества для меня были гастрольные и концертные поездки, встречи со зрителями. За десятилетия моей творческой жизни их были сотни.
Специально для эстрады я подготовила моноспектакль «Неотправленные письма». Весь он был основан на личных впечатлениях от войны. Рассказывала я и о разбитом пульмановском вагоне, из которого огненный вихрь вырывал солдатские письма и уносил их в черную степь. Я говорила о том времени, когда день без погибших считался счастливым. В Малом театре знали об этом спектакле, но мне никто не помогал, хотя и не мешали – тема войны была неприкасаемой. А мне для выступлений не много было нужно – эстрадная сцена и слушатели. Я говорила о войне, и боль от воспоминаний потихоньку стихала, душа от нее освобождалась. Люди разных поколений слушали меня в глубокой тишине.
Меня приглашали на сольные выступления перед большими аудиториями – на стадионах, во дворцах культуры. Это было не просто. Кроме чисто физических нагрузок – перелеты, переезды, гостиничный быт – требовалось умение не робеть на глазах у тысяч людей, импровизировать, отвечать на самые неожиданные вопросы. Встречали меня, как правило, очень доброжелательно, хотя нередко были и вопросы, вторгающиеся в область сугубо личного. Любят у нас «подробности», любят…
До сих пор храню программки моих эстрадных выступлений. Поверьте, это очень непросто – в одиночку держать внимание большой аудитории, многих людей, иные из которых пришли просто поглазеть на известную актрису.
Я никогда не позволяла себе выходить к своим слушателям небрежно одетой, «не в форме». Предпочитала строгие, темные костюмы и платья. Если программа была связана с военной темой, я набрасывала на плечи белый госпитальный халат. Потом совершенно случайно нашла полюбившуюся мне деталь. Однажды я сломала руку, и врачи порекомендовали держать ее в тепле. Вот сначала я и накидывала на одно плечо шаль. А потом привыкла…
На встречах случались самые разные ситуации, порою неожиданные, странные. Помню, какое хорошее настроение было у меня после встречи с рабочими Челябинского тракторного завода. Это была очень благодарная аудитория, еще не зашибленная теми невероятно трудными заботами, которые навалились с приватизацией, акционированием и прочими «заморочками». Сохранилась фотография: небольшой зал набит битком, люди сидят и стоят, а я – на сцене, с гитарой. Играла я отрывок из спектакля «Ураган» по пьесе А. Софронова, лирическая героиня которого пела под гитару. Странно как устроена память: я и сейчас помню мотив и немудреные слова песни:
Где-то ветер стучит
Проводами по кровле…
Как мне быть, как мне жить
С этой трудной любовью?
Как мне быть, как мне жить
И к кому обратиться?
Знаю я, что со мной
Что-то может случиться…
Смотрю на фотографию: я на ней совсем молоденькая, еще вся жизнь впереди. И вспоминаю, как долго и звонко мне аплодировали, – любовь тогда была в цене.
В этом спектакле был у меня ввод в роль Чернобривцевой, и я с удовольствием ее играла. Господи, да я все тогда играла с удовольствием, с душевным трепетом и с искренним желанием самой себе доказать – я могу!
Кстати, когда сейчас говорят и пишут о фанатах футбола или хоккея, о доведших себя до исступления поклонниках какой-нибудь новомодной эстрадной звездочки, я вспоминаю то, что случилось со мной после одного из концертов на стадионе в Минске. Я села в автомобиль, и вот здоровенные парни подняли задние колеса машины, стали ее раскачивать: «Не отпустим!» Я увидела, как толпа разгоряченных, возбужденных людей источает злую силу, становится неуправляемой. В машине были еще Марк Бернес и Михаил Иванович Жаров. Они держались с достоинством, хотя, признаюсь, мы все пережили неприятные минуты. Я сидела на заднем сиденье и в стекло видела, словно в кинокадре, искаженные, внезапно отупевшие лица, открытые в крике рты… В конце концов нас отпустили, но с тех пор я никогда больше не выступаю на стадионах. Я поняла, что на таких «площадках» мои выступления вызывают не те чувства, которые хотелось бы. Не мои это зрители…
С годами у меня сложилась очень интересная концертная программа. Я ее составила из стихов и песен военных лет. Марк Бернес, перед тем как на своих концертах исполнять какую-то свою любимую песню «из войны», обращался к залу со словами: «Прошу вас выслушать эту песню в тишине».
Я ни о чем не просила: просто читала и пела. И зал завороженно молчал…
Бывает так, что человеку надо «выплеснуть» себя, чтобы очиститься, стать цельнее, лучше. Многое в своей жизни я проверяла чувствами и красками военных лет…
Возможно, я отдавала дань своей госпитальной юности, снова и снова «уходя» в военные годы? Может быть. Возможно, я считала, что остаюсь в неоплатном долгу пред теми, кто погиб? Скорее всего, именно так. Когда мне попала в руки документальная повесть Светланы Алексиевич «У войны – не женское лицо», она так меня взволновала, что я решила подготовить по ней целый спектакль. Я в нем играла восемь женских ролей. И танцевала, пела на русском, украинском, немецком. Со мной вместе выступали мои ученицы – студентки актерского факультета ГИТИСа. Сегодня радуюсь за Светлану Алексиевич, чье творчество получило мировое признание – Нобелевскую премию по литературе.
С большим удовольствием я занимаюсь научно-педагогической деятельностью. За вклад в культуру и искусство Академия мира присвоила мне степень доктора искусствоведения, я являюсь профессором, выпустила несколько курсов своих учеников. Для меня все это не «почетные грамоты», а признание моих заслуг в подготовке молодых артистов. Мне есть о чем рассказать молодежи, накоплен опыт, который не должен оставаться невостребованным.
В 2002 году ряд государственных и общественных организаций по инициативе группы талантливых влиятельных мастеров кино образовали Национальную академию кинематографических искусств и наук России. Ее президентом стал Владимир Наумов, первым вице-президентом – Геннадий Полока, другими вице-президентами и членами президиума стали очень известные в киноискусстве люди. Я охотно дала согласие работать вице-президентом академии, ибо это конкретное дело. Необходимость в таком авторитетном кинематографическом центре очевидна, и люди в руководстве академии собрались энергичные, с собственным мнением.
Наконец, я должна упомянуть, что являюсь академиком Российской академии естественных наук – работа этого заведения тесно связана с заботами о развитии, изучении человека и природы.
Успешно выполнять эти и другие ответственные обязанности необычайно сложно, просто тяжело. Но ведь известно, что человек жив осознанием своей полезности и необходимости.
Полет на красный свет
Меня редко посылали в зарубежные поездки с делегациями кинематографистов и театральных деятелей. Я знала причину. Или мне казалось, что я ее знаю.
В те, уже давние, годы выезд актера за границу был для него большим событием. Открывалась возможность познакомиться с иностранными коллегами, посмотреть новые фильмы, спектакли, которые у себя на родине не увидишь. Конечно, все мы стремились попасть в состав зарубежных делегаций, кто бы их ни формировал. И когда мне предложили побывать в Лондоне в составе профсоюзной делегации, я с радостью согласилась.
Руководителем нашей группы был деятель, возомнивший, что ему дозволено все. Я помню по сей день его фамилию, но промолчу, считаю, что негоже сводить счеты теперь. Я, как говорится, приглянулась этому деятелю, и он решил, что может вступить со мной в определенные отношения. Он был уверен, что я уступлю, ибо по возвращении на Родину мог написать в отчете обо мне или хвалебные слова, или любую пакость. А я не захотела идти навстречу его настойчивым притязаниям. И давно уже научилась стоять за себя. После резкой отповеди руководитель группы сказал:
– А ты вообще теперь никуда ездить не будешь!
У меленьких чиновников и мстительность меленькая.
Ну, я какое-то время и не ездила. Что он там написал в отчете, какое вранье придумал – не знаю. Время было такое, что ни о каких правах думать не приходилось.
Но чиновнику, так самоуверенно объявившему, что я никуда ездить не буду, не удалось зажечь для меня красный свет.
Не он, сластолюбивое ничтожество, такие вопросы решал. И когда меня включили в состав делегации советских кинематографистов для поездки в Соединенные Штаты Америки, я назвала это «полетом на красный свет».
Был период очередного «таяния снегов» в холодной войне, и два мощных кинематографа – американский и советский – открывали друг друга. Американцы прислали к нам четверых кинодеятелей, а к ним поехали Николай Константинович Черкасов, Василий Васильевич Меркурьев, Сергей Федорович Бондарчук и я. Знала, что меня включила в делегацию Екатерина Алексеевна Фурцева – она была тогда кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. После «Неоконченной повести», «Тихого Дона», «Добровольцев», моего удачного дебюта в Малом театре она относилась ко мне с симпатией. Может быть, свою роль сыграла и моя молодость – в США всегда пользовались популярностью молодые актрисы. А три других актера действительно были мастерами мирового класса. Я, естественно, очень гордилась, что вместе с такими знаменитыми людьми буду представлять в США советский кинематограф. Руководителем делегации стал Черкасов, а его заместителем Екатерина Алексеевна назначила меня. С нами должен был лететь еще один человек, нам совершенно не известный. Но он почему-то не поехал – видимо, в последний момент решили никого с нами не посылать. Мы, члены делегации, восприняли это без огорчения – что нам до какого-то не то Ананьева, не то Анохина, которого никто из нас не знал.
