Владимир Ковтонюк - Разъезд Тюра-Там
— Профи! — коротко похвалил Александров.
— Как только сработали пиропатроны, компоненты топлива попадают в камеру сгорания полным расходом, потому, что в камере перед началом работы двигателя либо атмосферное давление, если запуск двигателя происходит на земле, либо, как на второй ступени — вакуум, то есть, нет противодавления. — Коля Прядкин, рисуя график поведения давления в момент запуска двигателя, водит прутиком по влажному пляжному песку на реке Сыр-Дарье. — В камере компоненты соединяются и начинается процесс горения, давление в камере всплеском растёт, расход топлива резко падает из-за уменьшения перепада давления на форсунках, соответственно, уменьшается давление продуктов сгорания в камере. — Прядкин рисует на графике падение давления. — Но в это время уже начал работать газогенератор, и насосы стали подавать топливо в камеру сгорания под давлением. Расход топлива снова увеличился, давление в камере выросло. Начался расчётный режим работы двигателя. То, что на телеметрии параметры некоторых камер выходят за пределы среднестатистических, это не что иное, как ошибки системы измерений, потому что при тех точностях изготовления форсунок, завихрителей в них, критических сечений камер сгорания большого разброса давлений не может быть в принципе.
Поработав в вычислительном центре на «десятке» над расшифровкой параметров двигателей после очередного пуска ракеты, Прядкин, Назаров, Ковалёв и Юрченко в непринуждённой обстановке на краю пляжа разбирали причины «выброса» параметров одного из двигателей первой ступени.
— Понятно, — резюмировал Ковалёв. — Пошли ещё разок искупнёмся.
Широкая река стремительно несла свои мутные, илистые воды, обрамлённые зелёным ожерельем кустарника, через пески пустыни в Аральское море.
На стремнине даже искусный пловец, если бы попытался плыть против течения, вряд ли смог бы удержаться неподвижно относительно берега.
Прохладная вода давала возможность отдохнуть от невыносимой жары.
Заходя в воду выше по течению, они несколько раз проплыли вдоль пляжа по середине реки, потом переместились ближе к берегу, где глубина была примерно по пояс.
— Давай сделаем трамплин, предложил Ковалёв.
Он взял руки Юрченко, скрестил их со своими:
— Ну, кто первый?
Первым на своеобразную катапульту стал забираться Прядкин. Встав ногами на скрещенные руки Ковалёва и Юрченко, он для устойчивости придерживался за их головы.
— Раз! — начали отсчет, раскачивая руки.
— Два! — крикнули все вместе чуть громче, увеличивая амплитуду движения рук.
— Три! — крикнули дружно и очень громко, вкладывая в бросок все силы.
Отталкивание Прядкин выполнил на редкость синхронно с броском, красиво взлетел и даже успел всплеснуть руками в стороны, имитируя ласточку. Он вынырнул и, отфыркиваясь, встал в очередь за Адмиралом.
— Раз! Два!
Отсчет велся так же, как бывает, если требуется сдвинуть большим количеством людей тяжёлый груз. Все участники процесса постепенно концентрируют свои силы, чтобы выплеснуть их в единый интегрированный импульс.
— Три!
На крике «три» Коля Прядкин, скорей всего, неожиданно для самого себя приподнял руки и взялся за нижние канты «семейных» трусов Адмирала.
Отталкивание ногами от «катапульты» Адмирал выполнил безукоризненно. В тот самый миг, как из трусов, набирая высоту, вылетели самые незагорелые части Адмиральского тела, в бездонном небе раздался сильный орудийный выстрел, сопровождаемый лёгким угасающим шипением взявшего звуковой барьер самолёта.
Невольно удавшийся фокус привлёк внимание доброй половины пляжа. Ковалёв взглянул в ту сторону, где смеялись громче всех:
— Братцы, смотрите, по-моему, это Вельт идёт!
Ковалёв указал в сторону человека, идущего вдоль берега реки Сыр-Дарьи.
Человек шёл неспешно, словно турист в незнакомой местности, любуясь сильным течением реки, прибрежным кустарником, аккуратно обходя загорающих на пляже. У него явно не было здесь никого из знакомых, и он шёл, не обращая внимания на лица.
В конструкторском бюро его кабинет был рядом с комнатой, занимаемой отделом лётных испытаний. Испытатели не общались непосредственно с ним, а чаще всего обращались за консультацией к конструкторам.
Но Вельт наверняка мог их видеть, двери в его кабинет чаще всего были нараспашку. А им почему-то очень не хотелось, чтобы он узнал их сейчас. Начальник отдела турбонасосных агрегатов Георгий Александрович Вельт был давним сотрудником Глушко, входил в число основных специалистов «фирмы», отобранных временем и деловыми качествами.
С сотрудниками конструкторского бюро, как со своими подчинёнными, так и с конструкторами из других отделов, он общался только на рабочие темы. В этом плане он чем-то напоминал опытного партийного работника, члена парткома предприятия: бесстрастное выражение лица, никаких эмоций, а тем более легковесных комментариев, все действия просчитаны на несколько ходов вперёд. Иной раз, создавалось впечатление, что если бы на парткоме вздумали сыграть партию в домино, то, подержав какое-то время в руках фишки и не сделав ни одного хода, они вычислили бы на какой дубль «рыба». И даже показали бы его, чтобы никто не сомневался в достигнутом консенсусе.
Но Вельт, не удостоив их взглядом, прошёл мимо. Выражение лица Вельта, подсмотренное упавшим носом в песок Ковалёвым, было таким, как у человека, попавшего неожиданно в отпуск на лучший курорт страны. Там, в Москве, ежедневная рабочая рутина, а здесь, в командировке, несколько свободных, умерено жарких, наполненных благодатью, солнечных дней, каких в Москве и в разгар лета большая редкость. А пляж, полный загорелых, молодых тел? Чем не пляж где-нибудь в районе Анапы или Ейска в бархатный сезон? Только вместо лазурного моря там, за рекою, охристые волны бескрайних песков.
Хотя Георгий Александрович Вельт и занимал высокую должность, его, как и всех, приехавших на полигон впервые, поселили в гостинице «Золотой клоп». Это означало, что на сорок третьей площадке он появится не ранее, чем через три дня.
На удивление всем, Вельт, такой неприступный и даже несколько надменный в конструкторском бюро, здесь, в командировке, оказался на редкость демократичным. Самым веским аргументом, с помощью которого он сразу же завоевал безраздельное уважение, стали две бутылки армянского коньяка. Осталось невыясненным, кто сообщил ему об установившейся традиции, но важно другое обстоятельство, которое тронуло сердца покорителей космоса: перед поездкой человек поинтересовался, существуют ли какие-либо традиции при поездках на полигон, и, если существуют, то какие?
