Ариела Сеф - Рожденная в гетто
Тут устраиваются праздники, веселья; единственное, я зимой заболеваю от холода, попадаю в больницу, и надо опять улучшать и без того прекрасный быт. Тут у меня побывали и мама, и папа, и братья, и гости со всего белого света; пожили у меня внучка Михоэлса, Вика с мамой. Они сначала не могли прийти в себя от такого интерьера, но быстро привыкли спать на этих матрасах и даже нашли очень приятной яркую перьевую декорацию. Ограбить меня тоже никто не мог, так как мой маленький терьерчик Мотька бросался сразу с лаем на дверь при любом шорохе. Все думали – живой волкодав. И будь это помещение чуть-чуть более отапливаемым, я бы никогда не стала искать квартиру.
После меня квартиру сняли Марк Лучек с женой, хозяин и художественный руководитель русского кабаре Chez Vodka, который меня после Novy петь не взял. Его певица, а после жена, пела намного лучше меня, но это уже другая история.
Эдуард Лоб
С Эдуардом я познакомилась в его квартире-студии, на веселом приеме-вернисаже мексиканского художника Камаччо. Народу было много, вся латиноамериканская богема, друзья, знаменитые коллекционеры, художники Макс Эрнст, Дора Мар, Арп. В галерее такой грандиозный прием устроить было немыслимо – места слишком мало, и поэтому перебрались в квартиру хозяина. Туда меня привела подруга Лена, жена скульптора-кубинца Карденаса. Столько художников, некоторых уже знаменитостей, я видела впервые. Люди пришли на праздник. Все были веселы, кроме хозяина, как мне показалось; и я была права. Эдуарду доставляла огорчение его подруга Франсуаза, в которую он был влюблен до беспамятства, а она любила другого. А главное, у него тяжело болел брат-близнец, знаменитый Пьер Лоб, тоже владелец галереи.
Братья были внешне абсолютно идентичны. Отличить их могли только очень близкие. На самом деле они были похожие и разные.
Оба всегда в серых фетровых шляпах, с трубкой в зубах, высокие, стройные, чуть-чуть сутулые, элегантные, с удивительно моложавой походкой, с руками аристократов и длинными пальцами. Пьер был жестче, решительнее, быть может, даже талантливее. Он был ведущий. Они были влюблены в новое искусство, стояли у истоков сюрреализма, посвятили свою жизнь продвижению новых художников, заключали с ними иногда убыточные договора, как, например, в случае с Миро.
Братья вдвоем приехали в Испанию на глухую ферму, где жил художник со своей матерью. Мать решила, что эти приезжие близнецы очень симпатичны, но полные безумцы: платят деньги ее сыну за мазню, предлагают ежемесячную ренту. Ей было их искренне жаль.
Предвестники эпохи. Особенно предвидел время Пьер. Общие у них были черты лица, врожденная элегантность, щедрость. Пьер был настойчив, страстен, тревожен.
Эдуард казался более спокойным, терпимым, отстраненным от суетных событий. Человек с тонким юмором. Бывало, задашь вопрос:
– Эдуард, как вам нравится книга моей подруги?
– Замечательная. Настоящая кофемолка без кофе.
Оба брата жили в постоянном внутреннем экзистенциальном беспокойстве, очень свойственном евреям. Пьер побеждал его активностью, действием. Эдуард оставался романтиком.
Эдуард писал: « Родиться евреем – это судьба. Все это знают. Не обычная судьба ».
Они происходили из старой еврейской семьи из Эльзаса, с мамой генералом, которая управляла всем домом. Смягчало ее генеральство и суровость непревзойденное чувство юмора. Отец был мягок, артистичен. Имел кружевное дело в Париже. Сыновья-близнецы ушли добровольцами на фронт в Первую мировую войну. Вернувшись, стали коммивояжерами в фирме отца, ездили по всей Франции. Эдуарду, правда, удалось получить при этом аттестат зрелости – baccalaureat . Он хотел стать врачом. А Пьер его вообще не имел. Его намного больше кружев увлекало новое искусство. И он стал членом кружка сюрреалистов. Все хотел стать художником. Накупил кистей и красок, пошел на пленэр и, вернувшись, сказал отцу:
– Художника из меня не получится.
Тогда отец ему посоветовал:
– Если тебе они так нравятся, то ты их продавай.
На маленькие доходы Пьер стал покупать картины. Большую часть своих денег отдавал на издание манифестов Андрэ Брэтона и процветание членов его кружка.
Младший их брат, способный к математике и точным наукам, резко отличался от старших близнецов, он продолжил учебу и закончил Polytechnique. Стал главным инженером путей сообщения Франции. Младшая сестра Дениз, в отличие от рослых братьев, маленькая, худенькая, вслед за ними тоже увлеклась искусством и стала знаменитым фотографом Дениз Коломб, а муж ее, товарищ брата, инженер-кораблестроитель, контр-адмирал, был директором Сайгонского порта до тех пор, пока им управляли французы. Уже на пенсии этот огромного роста человек с седой шевелюрой жюль-верновского Паганеля бегал за своей женой как собачка и носил тяжелую аппаратуру. Они были неразлучны. Дениз, благодаря братьям, сумела снять всех сколько-нибудь знаменитых художников ХХ века. Особенно хороши ее портреты Пабло Пикассо, Доры Маар, Джакометти, Макса Эрнста, Кальдэра, Дэ Сталя, Софи Таубер, двойной портрет Леонор Фини и Леонор Карингтон, Шагала, Брака и моей подруги Елены.
В 1924 году в Париже Пьер открывает на Рю Бонапарт свою галерею Galere Pierre. В самом начале ее существования в 1925 году он выставляет Миро, устраивает сюрреалистическую выставку с участием Ман Ре, Пикассо, Арпа, Поля Клее, Де Кирико, Андре Масона, Макса Эрнста, с каталогом и с предисловием Андре Брэтона, в 1930-м – скульптуры Матисса. В 1931 году – Джакометти, в 1934-м – Бальтюса, Маньели, в 1938-м – Анри Мишо, в 1939-м – Лама. Во время немецкой оккупации Пьер уезжает вместе с женой и двумя детьми в Америку. На этом его успехи не останавливаются. После войны он открыл Реоппеля, Веру де Сильва. Удача и деньги сопутствовали ему всю жизнь, а заодно – широта и щедрость.
Эдуард еще долго помогал отцу в его кружевном деле.
Всю войну он провел во Франции, прятался от немцев, голодал, скрывался в маленьких деревушках.
Романтик, истинный поэт, он созерцает мир, пишет, путешествует, издает несколько книг « Остров » и « Мой век на веревочке » с воспоминаниями, сомнениями, заметками. Объездил Латинскую Америку, побывал в Панаме, Мексике, Венесуэле, Кубе, США. Побывал на Антильских островах и подружился с поэтом Эмме Сезером. Попутчик сюрреалистов, в тридцать лет под именем Эдуард Казеев печатает триста пятьдесят экземпляров книжки «Повод к сохранению органа безрассудства и письмо Андрэ Бретону, вождю сюрреализма». Свою галерею он открыл только в 1953 году. Он тоже выставлял выдающихся художников Макса Эрнста, Наталью Гончарову, Альберта Маньели, Вольса, собирал, как и брат, искусство Африки и Океании.
