Урсула Дойль - Любовные письма великих людей. Женщины
О, мой драгоценный, мой возлюбленный Джек, прости Тиг эти глупые каракули.
Жизнь не должна так поступать с нами. Я могла бы убить консьержку, притом с удовольствием. Une lettre d’Angleterre dans un couvert bleu[5].
Мужайся! Но пока я просто ношусь во весь опор и безутешно рыдаю в твоих объятиях.
Завтра я напишу все подробно. А это письмо – просто чтобы сказать, что я люблю тебя и что для меня ты дыхание жизни.
Тиг
Кэтрин Мэнсфилд – Джону Миддлтону Марри
(28 марта 1915 года)
Джек, не могу скрывать, что я чувствую сегодня. Я проснулась с тобой в моей груди и на моих губах. Джек, сегодня я ужасно люблю тебя. Весь мир исчез. Есть только ты. Я хожу, одеваюсь, ем, пишу, но все это время я дышу тобой. Меня то и дело подмывает телеграфировать тебе, что я примчусь домой сразу же, как только Кей пришлет мне деньги. Вполне возможно, я так и сделаю.
Джек, Джек, я хочу вернуться
И услышать утят:
Кря-кря-кря!
Жизнь слишком коротка для нашей любви, даже если бы мы провели вместе много лет, ни на миг не расставаясь. Я не могу думать о тебе – нашей жизни – нашей дорогой жизни – о тебе, мое сокровище, – обо всем, что есть в тебе.
Нет, нет, нет. Скорее обними меня. Тиг устала, она плачет. Хочу тебя, хочу тебя. Без тебя жизнь – ничто.
Твоя женщина
Тиг
Кэтрин Мэнсфилд – Джону Миддлтону Марри
(18 мая 1917 года, суббота, вечер, отправлено из дома 24 по Редклифф-Роуд, Фулхэм)
Мой милый,
если найдешь эти строки в своей записной книжке, не воображай, что я перешла границы. Ты же знаешь, этого не было, – где же еще мне оставлять любовное письмо? Ибо мне не терпится сегодня написать тебе любовное письмо. Ты для меня все – я дышу тобой – слышу тебя – чувствую тебя во мне и вокруг меня – что я здесь делаю? Тебя нет – я видела тебя в поезде, на станции, подъезжающим, сидящим под лампой, беседующим, здоровающимся, моющим руки – и теперь я здесь – в твоем шатре – сижу за твоим столом. На столе лепестки желтофиолей и горелая спичка, синий карандаш и Magdeburgische Zeitung. Я точно так же дома, как и они.
Когда пришли сумерки – затопили тихий сад – прильнули к слепым окнам – начался мой первый и последний ужас – я варила кофе в кухне. Он был так неистов, так ужасен! Я отставила кофейник и просто убежала – убежала из студии и вверх по улице, с сумкой под мышкой, с кипой писчей бумаги и пером в другой руке. Мне казалось, если я добегу досюда и найду миссис [неразборчиво], я буду «в безопасности». Я нашла ее и зажгла твой газ, завела твои часы, задернула твои шторы, обняла твое черное пальто и села, уже не чувствуя страха. Не сердись на меня, Бука. Сa a ete plus fort que moi… [Это сильнее меня. – Прим. пер.]. Вот почему я здесь.
Когда ты пришел на чай тем днем, ты взял бриош, разломил пополам и примял рыхлую внутренность двумя пальцами. Ты всегда делаешь это с булочками или куском хлеба – это твоя манера – и при этом держишь голову чуть набок…
Ты открыл чемодан, и я увидела твой старый фетр, и французскую книжку, и гребень в полном беспорядке – «Тиг. Я взял только три носовых платка». – Почему эти воспоминания так греют меня?
Прошлой ночью был один момент перед тем, как ты лег. Ты стоял совсем голый, немного наклонившись вперед – разговаривал. Это был только один миг. Я видела тебя – я так любила тебя – любила твое тело с такой нежностью. О, милый, и теперь я думаю не о «страсти». Нет, о другом, отчего каждый дюйм тебя кажется мне драгоценным. Твои мягкие плечи, твоя кремовая теплая кожа, твои уши, холодные, как ракушки, твои длинные ноги и твои ступни, которые я люблю зажимать ногами, прикосновения к твоему животу, твоя узкая молодая спина, чуть ниже той косточки, которая выпирает сзади на шее, у тебя маленькая родинка. Отчасти потому, что мы так молоды, я чувствую эту нежность. Я люблю твою юность. Будь я Господом, мне была бы невыносима мысль, что ее коснется холодный ветер.
Знаешь, у нас двоих все впереди, мы совершим много великих дел. Я твердо верю в нас и так же твердо верю в мою любовь к тебе, что по-прежнему молчу в глубине души. Мне никто не нужен, кроме тебя, моего любимого и моего друга, и никому, кроме тебя, я не буду верна.
Я твоя навеки.
Тиг
Кэтрин Мэнсфилд – Джону Миддлтону Марри
(27 января 1918 года, воскресенье, вечер)
Любимый и дорогой,
уже десять минут девятого. Я просто обязана сказать тебе, как я тебя люблю в десять минут девятого субботним вечером 27 января 1918 г.
Весь день я просидела дома (только вышла отправить твое письмо) и теперь чувствую себя отдохнувшей. Джульетта вернулась из загородной поездки с голубыми ирисами – помнишь, как красиво они растут в домике со стрельчатой башенкой возле скал – и всевозможными сладко пахнущими жонкилями… В комнате очень тепло. Огонь несильный, несколько язычков лижут полено и никак не решатся напасть на него… Идет поезд. А теперь опять тихо, только часы тикают. Смотрю на минутную стрелку и думаю, на какое посмешище себя выставлю, когда наконец поеду к тебе. Как буду сидеть в вагоне, положив часы на колени и для вида прикрывая их книгой. Но не стану ни читать, ни смотреть, только подхлестывать жаждущим взглядом, просто заставлять бежать быстрее.
Моя любовь к тебе сегодня так глубока и нежна, что выплескивается из меня наружу. Я прячусь, словно озерцо в объятиях больших гор, ты видишь меня далеко внизу, глубокое и сверкающее, в сущности, бездонное, мой милый. Если бросишь в меня свое сердце – не услышишь, как оно коснется дна. Люблю тебя – люблю тебя. Спокойной ночи.
О, Бука, что значит любить вот так!
Кэтрин Мэнсфилд – княгине Бибеско[6] (урожденной Элизабет Асквит)
(24 марта 1921 года)
Княгиня,
боюсь, Вам придется прекратить строчить любовные записочки моему мужу, пока мы с ним живем под одной крышей. Подобные выходки не приветствуются в нашем мире.
Вы еще очень молоды, почему бы Вам не попросить мужа объяснить Вам, насколько недопустимы подобные ситуации?
Прошу, не вынуждайте меня писать Вам вновь. Я не люблю делать выговоры людям и просто ненавижу учить их манерам.
Искренне Ваша,
Кэтрин Мэнсфилд
Письма с Первой мировой войны
Посылаю тебе всю свою любовь, дорогой, много-много поцелуев от твоего маленького сокровища.
Первая мировая война продолжалась с 1914 по 1918 г., впервые в истории человечества охватив чуть ли не весь мир: бои велись в Европе, на Ближнем Востоке, в Африке и Азии. Цифры потерь ошеломляют: каждая третья британская семья потеряла близкого человека, который попал в списки убитых, раненых или попавших в плен. Приведенные ниже письма, которые некая жительница Уолтемстоу писала своему мужу в армию, примечательные живостью и отвагой, дают некоторое представление о жизни, которую вели родные солдат.
