Не дыши! - Найяд Диана
С момента, как она выехала на встречную полосу на шоссе во Флориде, и до дня ее смерти прошло восемь лет. Могу сказать лишь одно: это была не та старость, которую я желала для своей матери. Любовь, танцы и независимость – все исчезло в одну секунду. Как всегда, Люси очень деликатно дала понять, что готова уйти из жизни. Весь тот период, когда мы каждый день были вместе – я, Лиз и мама, – мы испытывали самые теплые чувства в жизни. А осознавая, что теперь кто-то из нас, я или Лиз, находится рядом с ней каждый день, а не приезжаем раз в год, как раньше, мама чувствовала заботу о ней больше, чем когда-либо в жизни. Ей было важно, чтобы мы не забывали друг о друге. В те годы наши сердца словно слились в одно целое, и мы любили друг друга как настоящая семья. Как никогда раньше.
Наши развлечения были простыми. К примеру, целый день мы занимались земляникой. Мама копалась в аккуратных грядках, постоянно смеясь, потому что мой Бойскаут шнырял из стороны в сторону и щекотал ее своим хвостом. Мы часто говорили именно о любви к собакам. Практически каждый из нас знает, что такое любовь родителей, близких, друзей. Но безотчетная преданность собаки – совсем другая история. В нашем доме всегда жили собаки. Когда Лиз и я перевезли своих питомцев в наш семейный дом в Калифорнии, это приободрило маму больше, чем все таблетки, которые она принимала на тот момент.
Мы любили бродить вокруг лужайки для гольфа в доме для престарелых. Здесь придумали гениальную штуку: в центре каждой чашки и стакана был помещен магнит. Таким образом, наливая чай, мама всегда попадала в чашку. Застенчиво улыбаясь, она говорила: «Попадание точно в цель – мой конек, Диана».
Мы весело проводили время, несмотря на прогрессирующую болезнь Люси. Лиза и я на удивление отлично экономили деньги. У нас всегда была припасена коробка любимого маминого шоколада, обертки от которого она всегда оставляла в кровати. Мы безропотно раз за разом смотрели вместе с ней Перри Мейсона. Иногда с постели маму могла поднять только пинта мороженого с шоколадной крошкой. Услышав, как одна из нас говорит «прогулка с мороженым», мама вскакивала с кровати, быстро надевала обувь и шла к двери, в каком бы состоянии она ни находилась. И Бонни… Все, что нужно знать о Бонни-друге, это то, что она навещала мою мать шесть дней в неделю, восемь лет подряд.
Я стала понимать, почему мама всегда сохраняла дистанцию и не показывала свою любовь к нам. Она боялась чувствовать или что-то вроде того. Впервые Люси рассказала мне, как ее мать дважды предала ее: первый раз – в раннем детстве и второй раз, когда она переехала в Нью-Йорк и оказалась совершенно одна в чужом городе. Я смогла понять Люси. Ту боль, которую она испытала, все ее недостатки. Она не была примерной матерью, которая постоянно стоит у плиты и обнимает своих детей, когда они приходят из школы. Но она любила меня по-своему. 22 августа 1949 года она впервые взяла меня на руки. 28 августа 2007 года Лиза и я держали на руках в последний раз ее. В 1949 году мама впервые одарила меня своей нежностью. В 2007 году мы в последний раз отдавали ей всю нашу безграничную любовь.
В эти последние дни Люси была очень храброй. За неделю до ее смерти у нас состоялся разговор. Ничего особенного, никаких высоких слов и наставлений. Мама просто сказала, что ничего не желает сейчас – только видеть наши лица и слышать наши голоса. Она не могла больше самостоятельно передвигаться, носила подгузник. Ей во всем требовалась помощь. Мама доживала свои дни. Ее отказ от еды был осознанным. Кто-то из нас подносил ей ложку ко рту, она молча отворачивалась. Все это происходило примерно за шесть дней до ее смерти. Люси была готова оставить нас.
Я до сих пор слышу, как она говорит мне, стоя в дверях: Dors bien, chérie. А я отвечаю: Dors bien, Maman.
Глава 14
Шестьдесят лет: экзистенциальная тревога
Через два года после смерти Люси мне исполнилось 60 лет. Могу сказать точно: до этого момента я не волновалась о своем возрасте. Я не переживала по поводу морщин, тусклого цвета лица, изменений моего тела. Проще говоря, и в 60 лет я не думала о старости. Возраст не был моей проблемой. Первой истиной, которую я попыталась принять тогда, стала правда о том, что жизнь – это путешествие в один конец. Я снова прочла свое эссе из пятого класса. На протяжении всей жизни, каждый раз, это эссе учащало мой пульс. В 60 лет у меня остановилось дыхание.
Подведем жизненные итоги. Диана Найяд получает высочайшую оценку за свое умение ладить с людьми. Я не смогла сохранить любовь всей жизни, но я всем сердцем люблю моих близких. И я нахожусь в гармонии с миром из-за нежности, которую я испытываю к этим людям. Любовь к ним – мой источник жизни. Моей эпитафией вполне может стать фраза: «Самый лучший друг на Земле».
Одна моя подруга работает медсестрой в хосписе. На протяжении 30 лет она провожает людей в последний путь. Обычно это пожилые, одинокие старики. Но бывают и молодые люди… Подруга говорит, что не важно, насколько человек стал успешным, сколько денег заработал, какие награды получил. Перед тем как уйти, все до единого говорят о человеческих отношениях и своих близких.
Мою семью нельзя назвать многочисленной, но я не желала никакой другой. С моей сестрой Лиз мы никогда еще не были так близки. А племянник Тим вообще стал центром моего существования. На их с Карен свадьбе мне посчастливилось танцевать с ним танец мамы и жениха. Карен, его жена – женщина, наделенная мудростью, красотой и вдохновением, стала мне близким человеком. Я безумно рада этому. С сестрой Тима, Дженнифер Джулией, мы не очень-то ладили, когда она была ребенком. Джулия росла замкнутой, скрытной девочкой. Нам было неловко вместе. А если сравнить, насколько легко мы ладили с ее братом… Но она так же, как я, долго шла к пониманию единственно важной истины. Семья и есть наша сила. Когда это случилось, мы смогли больше открыться друг другу. Весной 2013 года, на свадьбе Тима и Карен, все были растроганы и счастливы. В конце церемонии, когда слезы радости нескончаемым потоком лились из моих глаз, я еле-еле смогла произнести речь для моей племянницы. Захлебываясь от волнения, я просила ее простить меня, ее отвратительную тетю. Я говорила, что это я – тот взрослый, который должен был показать пример заботы и терпимости десятилетней девочке. Она близко подошла ко мне и, ласково взглянув, произнесла: «Диана, может, стоит начать делать это прямо сейчас?» Дети побеждают взрослых гораздо чаще, чем кажется.
Дружба, которая определила всю мою жизнь, началась в мои 20 лет, когда я познакомилась с Кэндис. В 30 лет судьба свела меня с Бонни и Ниной. В последние минуты жизни я уверена, что буду вспоминать моих подруг.
В отношениях с людьми я преуспела. Но что стало с «лучше, чем задумывала»? Дело было не в том, что я хотела поставить еще одну галочку в моем списке достижений. Все гораздо глубже. Я спрашивала себя: стала ли я человеком, которым я могу восхищаться? Я чуть не задохнулась от накрывшего меня чувства экзистенциальной тревоги.
В августе 2009 года мне только исполнилось 60 лет. Я и Мэри Оливер ехали вдвоем по шоссе, и она задала на первый взгляд несерьезный вопрос: «Что ты собираешься делать со своей драгоценной жизнью?»
Пару раз она уже задавала мне этот вопрос, и я каждый раз отшучивалась. Но сейчас ее слова задели меня за живое. Я остановила машину. Я застыла, не обращая внимания на гудящую улицу Лос-Анджелеса и оказавшись лицом к лицу с самой собой. Я жаждала, просто отчаянно нуждалась в том, чтобы выполнить некогда взятое на себя обязательство. Мне нужны были звезды в небе, вода. Я хотела преодолеть себя.
Если верить генетике, то раз моя мама ушла из жизни в 82 года, мне осталось всего каких-то 22 года, чтобы вновь внутренне загореться, испытать себя и суметь пройти через все трудности. Меня словно громом поразило: Куба – моя мечта, несбыточная мечта всей жизни, Кубинская мечта. Это не спортивный интерес. Дело было не в том, чтобы установить небывалый спортивный рекорд, речь шла об эпическом вызове, при мысли о котором у меня перехватывало дыхание. Несбывшаяся Куба словно стиснула пальцы на моей шее, перекрывала воздух. С того момента, когда мама показывала мне, где находится эта мифическая земля, до неудачной попытки 1978 года, Куба управляла моим существованием, делая его осознанным и полноценным.
