Бенгт Даниельссон - Гоген в Полинезии
было поблизости миссионеров или других европейцев. Только что цитированные
английские путешественники хорошо описывают типичный танец упаупа: «Таитянский
танец очень напоминает большинство восточных танцев, главное в нем - «танец живота»,
какой можно увидеть в Египте и других странах Востока. Ноги двигаются очень мало. В
данном случае исполнители выстроились в два ряда человек по двадцати, девушки с одной
стороны, мужчины с другой, между рядами было около шести футов. Танцуют под
монотонные звуки туземного барабана или, когда танец короткий, под гармонь. Лучшая
плясунья и лучший плясун стояли во главе своих рядов лицом к нам (мы сидели на
помосте) и делали под музыку волнообразные движения руками и всем телом; каждое
движение повторялось остальными участниками. Было также что-то вроде
гимнастических номеров - так, один мужчина вскочил на плечи стоящего впереди, а
другой сел на плечи партнеру и стал изображать конника. Время от времени главные
танцоры отделялись от строя, подходили к нам и исполняли самый настоящий танец
живота, причем девушка извивалась так, словно была сделана из резины».
Как видно из этого описания, изменился только выбор инструментов. Помимо
старинных деревянных барабанов с акульей кожей и бамбуковых флейт, на которых играли
носом, в каждом деревенском оркестре давно утвердились гармони. А вот гавайская
гитара, которую мы в Европе считаем наиболее типичным полинезийским музыкальным
инструментом, еще не начала своего триумфального шествия. Так что Гоген явно опередил
развитие, когда привез на Таити гитару и две мандолины, и они вряд ли пользовались
большим успехом.
На первый взгляд казалось, что произошли также коренные политические перемены,
так как во всех областях и княжествах старые династии вождей сменились
демократически избираемыми правителями. И вся структура управления была
французской - большинство законов и указов метрополии действовало на Таити без
изменений. Но на самом деле эти реформы оставались на бумаге. Жители деревни не
знали ничего о том, что предписали и что запретили власти в Папеэте, и преспокойно
продолжали улаживать свои недоразумения по старинке. Кстати, хотя таитяне считались
французскими гражданами, они были избавлены от самых неприятных следствий
цивилизованной жизни - военной службы и налогов.
Еще меньше изменилась экономическая система: все сельские жители, оставаясь
земледельцами и рыбаками, вели натуральное хозяйство. Выращивали главным образом
таро, батат и ямс, да, кроме того, могли три раза в год собирать плоды хлебного дерева в
своих садах и каждый день - бананы в горах. Держали кур и свиней, а также собак:
таитяне с незапамятных времен высоко ценили нежное собачье мясо. Денег,
зарабатываемых на заготовке копры, ванили и апельсинов (Таити ежегодно вывозил
больше трех миллионов диких апельсинов, преимущественно в Калифорнию, где люди
тогда предпочитали искать золото, а не выращивать фрукты), с избытком хватало, чтобы
купить промышленные товары, которые казались им необходимыми и без которых они
вполне могли обойтись.
Не изменилось и то, что теперь называют психологией. Другими словами, какой бы
цивилизованной ни стала жизнь, сколько бы таитяне ни ходили в церковь и ни читали
Библию, все они оставались типичными полинезийцами - жизнерадостными, радушными,
беспечными, любящими наслаждения. В каждой деревне можно было увидеть сцены
вроде этой:
«Под сенью хлебного дерева между хижин сидят живописными группами мужчины и
женщины, распевая песни или беседуя друг с другом. Если они делают лубяную материю,
стук деревянных колотушек непременно сопровождается песней. По утрам женщины,
будто знатные европейские дамы, много часов тратят на свой туалет. Проснувшись,
прыгают в море или ближайшую речку и часами ныряют, плавают и играют в воде.
Наконец, выходят на берег, чтобы ветер обсушил их тело и длинные волосы. Особенно
пекутся они о своих восхитительно красивых черных, мягких волосах. Заплетают две
косы, натирают их монои - кокосовым маслом с благовониями. Поначалу европейцу
резкий запах монои неприятен, но затем он открывает, что у этого аромата есть своя
прелесть. Завершая свой туалет, женщины собирают в лесу дикие цветы и сплетают из них
венки и гирлянды»61.
Подводя итог, отметим, что почти во всех областях острова сохранился в
неприкосновенности таитянский язык - по той простой причине, что таитяне составляли
подавляющее большинство. Французский не стал даже вторым языком, ибо, несмотря на
героические усилия немногочисленных миссионеров и учителей, дети (которые между
собой и с родителями все время говорили по-таитянски), окончив школу, быстро забывали
все, чему их учили.
Кстати, программа сводилась к нескольким молитвам, образцам склонения и басням
Лафонтена. Да еще наиболее предприимчивые ученики пополняли багаж своих знаний
десятком-другим французских бранных слов, которые они могли услышать, посещая
Папеэте.
Но печальнее всего не то, что европейское влияние за сто двадцать пять лет создало
лишь хромающую на обе ноги полуцивилизацию, а то, что таитяне слишком дорого
заплатили за нее. Сверх библий, инструмента, утвари и галантереи чужеземные
наставники привезли с собой ужасающее количество новых болезней, от которых у таитян
не было иммунитета и с которыми они не умели бороться. Даже такие сравнительно
безобидные в Европе болезни, как корь, коклюш, грипп и ветрянка, здесь часто приводили
к смертельному исходу. Еще более страшным бедствием, естественно, оказались сифилис
и туберкулез, которых счастливые острова Полинезии до европейцев не знали.
Одновременно туземцы научились не только пить, но и гнать спиртные напитки. Не счесть
числа островитян, которые, следуя высочайшему примеру династии Помаре, упивались до
смерти. Наиболее популярным напитком во времена Гогена был неразбавленный ром; если
его все-таки разбавляли, то только крепким пивом. Пристрастие к рому очень легко
объяснить. Он был самым дешевым напитком, так как изготовлялся из местного сахарного
тростника. В начале девяностых годов ежегодно производилось около двухсот тысяч
