Иван Майский - Перед бурей
пов, как мы с Пичужкой?
В Петербурге я впервые познакомился с театром. По
мню, с каким необычайным волнением я шел с матерью на
утренник, где исполняли «Горе от ума». И пьеса и игра
произвели на меня огромное впечатление, и я долго после
того не мог успокоиться. Позднее я видел «Миллион тер
заний», «Мертвые души», «Плюшкина», «Две сиротки»
(Ф. Коппе) и некоторые другие произведения. Чаще всего
мать водила меня в театр Кононова — небольшой, бедный
театр, где не было даже оркестра, но где тем не менее
хорошо играли и хорошо подбирали пьесы. Замечательно,
однако, что мои родители ни разу не свели меня ни в
оперу, ни в балет. Насколько понимаю, они, следуя риго
ристическим традициям своей юности, считали эту форму
театрального искусства недостаточно серьезной. Данный
пробел в своем театральном образовании я с избытком
наверстал спустя несколько лет, когда в 1901 году попал
в тот же Петербург уже в качестве студента.
К описываемому периоду относится и начало моего бо
лее систематического и самостоятельного чтения. Родители
нередко дарили мне книжки, по преимуществу научно-по
пулярного характера. Я уже упоминал об «Астрономиче
ских вечерах» Клейна; к той же категории произведений на
до отнести и ряд биографий крупных деятелей науки и
техники, как, например, Галилея, Джордано Бруно, Сте¬
фенсона, Фультона и др., из популярной в то время серии
«Жизнь замечательных людей» издательства Павленкова,
которые мне покупали то отец, то мать. Трудно переоце
нить значение подобного чтения для свежего, впечатли
тельного детского ума. Одновременно, однако, я пристра
стился к чтению иного рода, восхищавшему всегда
мальчишек в возрасте десяти-двенадцати лет, — к чте
нию романов Майн-Рида, Фенимора Купера, Жюля Верна.
В петербургский период меня больше всего увлекал Майн-
Рид, и одно время мое воображение до такой степени было-
насыщено скальпами, томагавками, трубками мира, сви
стами войны, что даже во сне я воображал себя то «Твер
дой Рукой», то «Огненным Глазом», ведущим краснокожих
73
к победам над белыми. Вкус к Жюлю Верну развился у
меня несколько позднее. Я перечитал почти все произве-
дения этого изумительного пионера научной фантазии, но
самое глубокое и длительное впечатление на меня произ
вели два его романа — «Таинственный остров» и «При
ключения капитана Гаттераса». Чтение дополнялось слу
шанием публичных лекций на научно-популярные темы в
существовавшем тогда в Петербурге так называемом
Соляном городке. Это было хорошо организованное про
светительное учреждение, около которого группировались
крупные научные и литературные силы. Лекции были от
крыты для всех, вход стоил пять копеек. Отец часто водил
меня на лекции, и я не раз сообщал о своих впечатлениях
от них в письмах к Пичужке. Помню, что в числе других
лекций я прослушал и такие: «Перелетные птицы», «Япо
ния и японцы». «Полтавский бой».
Здесь же, в Петербурге, разыгралась и моя первая дет
ская любовь. Я встретился с моей героиней в чахлом
садике нашего дома. Она жила в этом же доме, но в
другом крыле. По странной случайности судьбы она ока
залась англичанкой, хотя выросла в России и говорила
по-русски лучше, чем по-английски. Ей было девять лет,
и звали ее Алиса Макферсон, а в детском просторечии:
Аля. Чем занимались родители Али, не могу сказать, ибо
за год до нашего знакомства они умерли. Аля находилась
сейчас у своей тетки, муж которой имел ювелирный мага
зин на Большом проспекте, и жизнь маленькой девочки
была нелегка. Тетка ее не любила, морила голодом и часто
колотила. Нередко Аля появлялась в садике то с синяком
под глазом, то с ссадиной на плече. Бывали дни, когда
она совсем не показывалась во дворе. Это значило, что
тетка слишком сильно ее избила и во избежание лишних
разговоров заперла в комнате, пока не исчезнут следы
колотушек. Алю нельзя было назвать красивой девочкой,
но у нее было умненькое, подвижное лицо, живые голу
бые глаза и тоненький изящный нос, который она умела
так забавно морщить, когда говорила о чем-нибудь серь
езном. Худенькая, с длинными каштановыми волосами,
заплетенными в две косы, она казалась мне верхом оча
рования.
Наш детский роман сразу же принял какой-то «птичий»
характер. Я хорошо лазил по заборам и деревьям. Аля
карабкалась, как кошка, по крышам и стволам. Обычно,
74
когда Аля появлялась в садике, мы оба забирались на
сучья двух соседних деревьев и, расположившись там по
удобнее, начинали длинные беседы... О чем?
Чаще всего мы отправлялись в совместное путешествие
на замечательном корабле, который мной построен и на
котором я являюсь капитаном. Мы пересекали моря и
океаны и претерпевали тысячи самых изумительных при
ключений. Мы попадали в плен к краснокожим, которые
хотели снять с нас скальпы, но благодаря нашей хитрости
и моему красноречию вождь краснокожих, в конце концов,
курил с нами трубку мира, и мы расставались лучшими
друзьями. Потом мы попадали в Африку и сталкивались
со львом, который хотел нас сожрать, однако я во-время
попадал льву в глаз из револьвера, и мы на память уно
сили с собой клок львиной гривы. Потом нас захватывали
каннибалы, и под дикие крики и пляски сбежавшегося
племени над нашими головами уже заносились роковые
ножи, но Алина красота вдруг размягчала сердце вождя
людоедов, и он приказывал с почестями проводить нас до
берега, где в ожидании уже стоял наш быстроходный
корабль. В заключение, совершив чудеса храбрости и
находчивости во всех концах мира, мы с торжеством воз
вращались в Петербург, и здесь злая тетка Катрин, от
которой Але так много доставалось, потрясенная и при
стыженная, склонялась к ее ногам и с раскаянием молила:
— Не погуби меня, Аличка! Не поминай прошлое лихом!
Теперь буду служить тебе, как верная раба.
Однако реальная жизнь—увы!—слишком часто выры
вала нас из мира наших фантазий и заставляла опускаться
на землю. Это особенно часто случалось тогда, когда Аля
