Иван Майский - Перед бурей
раине темного бора. Отсюда начинались дремучие леса,
шедшие до самой Тюмени.
— Лошадей! Да поживее! — скомандовал мой отец,
входя в здание почтовой станции.
Высокий благообразный старик с длинной седой боро
дой, оказавшийся начальником станции, стал уговаривать
отца остаться до завтра.
— Дело к ночи, барин, — говорил старик, степенно по
глаживая бороду рукой, — леса у нас агромадные... Всякий
народ шляется... Неровен час, как бы чего не вышло...
Но отец не хотел слушать никаких уговоров и кате
горически требовал лошадей. Тогда начальник станции
67
«по секрету» поведал отцу, что, не доезжая семи верст до
следующей остановки, есть речка, а через речку мост, —
так вот около этого самого моста в последнее время «ша
лят»: засела банда и грабит проезжающих. Опомнясь (то
есть недавно) убили купца, возвращавшегося из города.
— Ваше благородие!—патетически воскликнул старик,
апеллируя к последнему аргументу. — У вас барыня-краса
вица, детишки мал мала меньше... Прости господи, да ну
как что случится?..
Однако отец оставался неумолим. Волей-неволей на
чальнику станции пришлось подчиниться. Спорить с «свет
лыми пуговицами» (отец был в военной форме) в то время
не полагалось. Ямщики что-то ворчали про себя и собира
лись медленно. Им, видимо, тоже не хотелось ехать на
ночь глядя. Отец дважды подгонял смотрителя. Когда,
наконец, тарантасы стояли у крыльца и наши вещи были
уже уложены в повозки, старик многозначительно посмот
рел на отца и робким голосом пробормотал:
— А може, отдумаете, ваше благородие? Самоварчик
вздуем... Матрена шанежки принесет...
Но отец только раздраженно отмахнулся от смотрителя
и вслед за матерью сел в тарантас. Ямщики крякнули и,
поняв, что «барина» не переспоришь, недовольно полезли
на облучки. Через мгновение обе наши повозки потонули
в сумерках надвигающейся ночи.
Дорога шла густым лесом. Справа и слева в темноте
смутно вырисовывались фантастические силуэты деревьев.
Л о ш а д и громко хлюпали по глубокой, вязкой грязи. Уны
ло звенели колокольчики под дугой, и ямщики от времени
до времени беспокойно посвистывали. Иногда, вытянув
пристяжных кнутом, они покрикивали, точно подбодряя:
— Н-но, милая!.. Не выдай!..
Так мы ехали часа два. Тем временем окончательно
стемнело. Небо было мрачное, низкое, покрытое густыми
облаками. Пошел дождь. Он равномерно, назойливо стучал
в крышу тарантаса. Откуда-то на шею мне потекли мел
кие холодные струйки. В двух шагах не видно было ни
зги. Лошади шли шагом. Колокольчики звенели неровно,
прерывисто, под сурдинку.
Вдруг передний тарантас, где ехал отец, остановился.
Остановился и второй, в котором сидел я. Колокольчики
внезапно смолкли. Наступила полная тишина, нарушаемая
68
лишь равномерным шумом осеннего дождя. Сразу стало
как-то жутко и напряженно. В чем дело?..
Ямщик переднего тарантаса медленно слез с облучка и
с какой-то нарочитой неторопливостью начал обходить по
возку. Пощупал под чересседельником потные спины ло
шадей, ткнул кнутовищем в облепленные грязью колеса,
зачем-то попробовал покачнуть кузов. Наш ямщик, следуя
его примеру, тоже слез на землю и в нерешительности
топтался на месте.
— Чего стали? — спросил отец, высовываясь из-за фар
тука тарантаса.
Передний ямщик крякнул и как-то неопределенно пу
стил:
— Того... оно... Кони взопрели маненько...
— То-то, взопрели, — с некоторым раздражением отве
тил отец. — ЕдемI! Нечего прохлаждаться!
— Барин! Ваше благородие! — вдруг судорожно заго
лосил ямщик, решив, очевидно, что пора переходить начи
стоту. — Вертай назад! Не поедем дальше!
Отец окончательно рассердился и крикнул:
— Молчать, дурак! Вороны испугался?
— Б а р и н ! - - е щ е отчаяннее заспешил ямщик. — Не по
губи душу! У меня дома баба осталась, ребята пишшат...
А ну как, неровен час, «он» долбанет?..
И ямщик стал торопливо креститься. Наш ямщик тоже
подошел к переднему тарантасу и присоединил свой голос
к голосу товарища.
— Марш по местам! — закричал отец таким голосом,
что дети, спавшие на коленях у матери, проснулись и ма
ленький Миша громко заплакал.
Ямщики отпрянули, оторопев, и вновь полезли на об
лучки. Отец же для успокоения их уже более спокойно
прибавил:
— У меня есть револьвер.
— Ливольверт? — почесывая в затылке, полувопроси
тельно заметил передний ямщик и затем в раздумьи при
бавил: — Аль ехать, что ли? Авось, пресвятая помилует!..
Револьвер отца, как мне было хорошо известно, лежал
на дне большого чемодана, на котором сидел я. Чемодан
был не только на ключе, но еще сверху крепко перевязан
ремнями. Тем не менее револьвер на этот раз сыграл свою
психологическую роль: ямщики несколько успокоились,
сели на свои места и взяли в руки вожжи. Наши таран-
69
тасы стояли как раз у начала спуска к речке, пользовав
шейся такой плохой репутацией.
— Эх, была—не была!—отчаянно крикнул передний ям
щик, дико свистнул и во всю руку огрел лошадей кнутом.
Тройка рванулась, вздыбилась и понеслась. Ямщик стоя
нахлестывал направо и налево, что-то кричал, как-то под¬
задоривал коней. Наш тарантас летел за передним, не от
ставая. В темноте мелькнули какие-то столбы, под ногами
лошадей вдруг громко затарахтели доски моста, колеса
сделали резкий скачок вниз, и тройка тем же бешеным
карьером вынесла нас на противоположный пригорок, пе
рейдя постепенно на более нормальный аллюр.
— Мать, царица небесная, вынесла!.. —с облегчением
вздохнул наш ямщик и истово перекрестился.
И речка и мост были уже позади.
Час спустя мы сидели за горячим самоваром на бли
жайшей станции и со смехом вспоминали только что пе
режитые волнения.
Дальнейший путь до Петербурга прошел уже без вся
ких приключений, но ехали мы медленно и долго. Марш
рут был таков: от Тюмени до Перми по железной до
роге, от Перми до Нижнего Новгорода по Каме и Волге
