Вячеслав Кондратьев - Встречи на Сретенке
- Разумеется, - согласился тот, не сразу, видимо, отключившись от своих мыслей.
- Лейтенант... - вдруг услышал Володька знакомый голос и, подняв глаза, увидел того типа, которого ударил около "деревяшки". - Опохмелиться дай, - без просительных ноток сказал тот.
Он стоял перед Володькой в каких-то рваных брюках - "сменке", обутый в галоши, обвязанные веревками, чтобы не свалились, с бледным, землистым лицом, на котором блуждала ухмылка.
- Это что за явление? - вскинул голову Сергей. - А ну марш!
- Погоди, - остановил его Володька.
- Дай тридцатку, червонец у меня есть. Как раз на стопку получится, повторил тот.
- Хорошо, дам. Если скажешь, где я тобой командовал? На каком фронте, в каком месте, в какой части?
- Ух ты, сколько вопросов. А если не скажу?
- Не дам, - отрезал Володька.
- А ты, лейтенант, не вспомнил разве меня?
- Нет.
- Ладно, скажу... Готовь монету.
Володька вынул из кармана тридцатку и держал ее, красненькую, в руке.
- Дивизию я не упомнил, а вот про место, где гнал ты нас на убой, скажу...
- Говори! - нетерпеливо кивнул Володька.
- Скажу... - и поглядел на Володьку угрюмо, с угрозой. - В сорок втором это было...
Володька вздрогнул, и тот, заметив это, злобно усмехнулся.
- ...на Калининском...
- Не тяни, гад! - не выдержал Володька.
- Подо Ржевом... - выдавил тот и увидел по Володькиному лицу, что бьет не мимо.
- Под какой деревней? - опять не сдержался Володька.
- Тебе и деревню сказать? Давай тридцатку, скажу и про деревню, ежели не забыл. Напомню, все напомню. Давай.
Володька протянул руку, и тот вырвал из его пальцев красненькую, быстро сунул ее в карман.
- Ну вот, на опохмелку есть, - засмеялся. - А если теперь не скажу? Что тогда, лейтенант?
- Изувечу до полусмерти, - процедил Володька, поднимаясь со скамейки.
- Не выйдет! - крикнул тот и бросился бежать, но у него сразу же сорвалась с ноги галоша, и он остановился.
Володька подскочил к нему, схватил за грудки и прохрипел:
- Ну, говори!
- Под Кокошкином это было, - сказал тот. - Вспомнил теперь?
- Не был я под Кокошкином... Рядом был, но не там, - сразу успокоился Володька и отпустил. - Иди.
- Неужто не ты был? - удивился тот. - А ведь похож, такой же соплячок... Знал бы, как меня тогда изувечило, понял бы. Ну, ладно... - Он стал надевать галошу, обвязывать ее веревками.
Володька вернулся к Сергею, тяжело дыша.
- Очень занятно, - пробурчал Сергей. - Надо было сразу гнать в шею. Закуривай и успокойся, - он дал Володьке папиросу и спички.
Володька откинулся на спинку скамейки и облегченно вздохнул.
- А если бы ты был под Кокошкином? - спросил Сергей. - Что тогда?
- Не знаю... - пробормотал. - Не знаю...
- Ну, ладно, инцидент, как говорится, исчерпан, - сказал Сергей. - Что ты думаешь о войне на востоке?
- Чего думать? Выиграем.
- Несомненно. К тому же американцы такой сюрпризик выдали. - Сергей ждал продолжения разговора, глядя на Володьку, но тот был занят своими мыслями, промычал что-то, поднялся. - Ты вообще понимаешь, что это значит? - спросил Сергей. - Это же...
- Да, понимаю, - прервал его Володька. - Для меня самое важное, чтоб наших меньше побило... Ну, пошли?
- Нет, ни черта ты не понимаешь! - возмутился Сергей. - Они же такую дубинку нам показали!
- Ну и что? Скоро и у нас будет. Звони, Сергей. - Он протянул ему руку.
- Будет, но сколько потребуется сил, средств. Нам хозяйство восстанавливать надо, а тут придется... - Он взмахнул рукой и уставился на Володьку.
Тот пожал плечами и протянул руку - он как-то еще не мог вникнуть в сказанное Сергеем. Это после Володька задумается серьез о том страшном, что вошло в мир с атомной бомбой.
Дома Володьку ждал Витька-"бульдог" в новенькой форме, при медалях, очень возмужавший. Он вскочил, бросился к Володьке с объятиями. Не было уже в нем прежней застенчивости и почтительности к старшему по возрасту, как при встрече в сорок втором.
- Отпустили меня, Володь... Прямо из госпиталя. Дали отпуск на три месяца, но, конечно, демобилизуют. Так что отвоевались мы. С победой, Володь!
- С победой, - улыбнулся Володька. - А что с Шуркой?
- Живой он, Володь! Мы всю войну с ним переписывались... Ты видишь, сержант я. Училище-то не дали закончить, через три месяца сержантами на фронт отправили. А Шурка - старший лейтенант. Наверно, в армии останется.
- Ну а ты куда?
- Как куда? На завод. Я уже заходил к ребятам. Все новые, конечно, но мастер тот же, обрадовался мне: "Поработаем теперь, Витек!" Слушай, Володь, а как здорово, что больше над нами ни самолетов, ни снарядов, ни мин, ни пуль... Считай, словно заново родились и впереди вся жизнь.
- Витя, пока еще трудно будет жить, - сказала Володькина мать.
- Чего трудного-то? - даже удивился Витька. - Ну, голодновато малость, так нам к этому не привыкать. Правда, Володь?
- Конечно, - еще раз улыбнулся Володька, глядя на загорелого крепкого Витьку, прозванного "бульдогом", а если по-ласковому - "бульдожкой" за курносый нос, большой рот и выдвинутую нижнюю челюсть.
- Надо сетку волейбольную раздобыть, повесить и опять, как раньше... - Он споткнулся, замолк, скользнув взглядом по Володькиной руке.
- О ком еще знаешь с нашего двора? - спросил Володька.
- Колька Кирюшин вернулся. Правая рука ранена, нерв поврежден, ну... а об остальных ты еще в сорок втором узнал... Опустел наш двор, конечно. Наверно, везде так... - погрустнел Витька.
Володькина мать принесла чайник и стала разливать чай...
Они помолчали недолго, потом Витька спросил:
- Ксения Николаевна, вы картошку-то посадили?
- Нет, Витя...
- А моя мать много посадила... Осенью тогда поделимся с вами.
- Спасибо, Витя.
- Я же работать через три месяца пойду, начну зарабатывать... Как ты, Володь, думаешь, скоро карточки отменят?
- Вот уж не знаю... - развел руками Володька.
- Как отменят, так и жизнь сразу наладится... - После небольшой паузы Витька опять вернулся к волейбольной сетке. - У кого-нибудь она хранится, наверно, надо разузнать.
- Не будет того волейбола, Витька, кому играть-то?
- Вернутся еще... Не может же быть, чтобы... - он умолк.
Володька понимал его желание возродить дворовый волейбол, вернуть ушедшее детство, от которого оторвала война - безжалостно и сразу, как и всех его сверстников.
- Я приехала, - сказала Тоня в телефонную трубку и, пока ошарашенный неожиданностью Володька собирался с мыслями, спросила: - Ты придешь?
- Конечно. Когда? Могу хоть сейчас.
- Приезжай сейчас, - спокойно согласилась она и повесила трубку.
И Володька помчался... Почти всю дорогу до Самотеки он бежал. Хотел было вскочить в подошедший как раз троллейбус, но, вспомнив, что шелестят у него в кармане денежки, бросился в коммерческий магазин и, растолкав очередь, схватил коробку шоколадных конфет за триста рублей. Бесконечно долго и страшно медленно тянулся набитый людьми троллейбус, у него лопалось терпение, и от Зубовской он опять бежал с колотящимся сердцем, пока вдруг непонятная робость не сковала его. Он приостановился, закурил и уже шагом дошел до Тониного дома. У ее двери помедлил, ощущая сухость во рту и глупое волнение. Наконец, обозлившись на себя, резко нажал кнопку звонка и тотчас услышал дробь Тониных шажков.
