Вячеслав Кондратьев - Встречи на Сретенке
- Повторить не хочешь? - засмеялась Надюха.
- Девушка друга - святыня, - шутливо ответил он, вспомнив выдуманный Сергеем еще в юности афоризм, когда они опасались, что влюбятся в одну и ту же девчонку.
- Святыня, говоришь? - задумчиво повторила она. - Только я не Гошина, хоть и расписались мы с ним. Подвернулся он, выбирать не из кого.
- Значит, ты не любишь его?
- Любишь, не любишь... Какая теперь разница. Есть мужик, и слава богу, что не одна... Глупенький ты еще, - она провела ладонью по его лицу. - Вопросы задаешь - любишь, не любишь? Словно только по любви люди живут. Разве по-другому не бывает?
- Бывает, наверное...
Надюха опять коснулась рукой его щеки и потрепала, как маленького, как раз в этот миг неожиданно ввалился Гошка. Остановился и мутными глазами, в которых таилась угроза, уставился на них.
- Милуетесь, значит, - процедил он.
- Здорово, - сказал Володька, поднимаясь со стула.
- Здорово, но не здорово. Свиданку без меня устроили. Понятно.
- Чего тебе понятно? Иди-ка спать. Лыка не вяжешь, - грубовато оборвала его Надюха.
Гоша подошел к столу и уперся взглядом в Володьку.
- Я же предупреждал, командир... Пусть я тебе и жизнью обязан, но не вздумай с Надюхой путаться. Дракой дело не кончится, тут кровушкой пахнуть будет, - он взял со стола початую четвертинку и прямо из горлышка влил в себя.
- Дурак ты, Гошка! - прикрикнул Володька. - Забыл, что ли, слово тебе давал? Иди проспись. Кровушкой меня не испугаешь.
- Не испугаю? - ухмыльнулся Гошка. - А это видел? - И в его раскрытой ладони оказалась знакомая Володьке финка с красивой наборной ручкой.
- Сам знаешь - видел, - спокойно сказал Володька. - Если бы кто другой меня на такой понт брал, врезал бы, - и опустился на стул.
- Врезал бы? - вдруг засмеялся Гошка. - Другому врезал бы, а мне не хочешь? Любишь, значит, Гошку? - переменил он тон.
- Знаешь же... Брось, Гошка, эти замашки свои. Убери финку, - добавил Володька тихо, не приказным голосом.
- Ладно, командир, это я сдуру, - примирительно сказал Гоша и спрятал финку. - Дай пять.
- Держи, - протянул руку Володька.
Когда Гоша окончательно успокоился, Надюха рассказала ему о своем предложении Володьке.
- Валяй, - сказал Гошка.
И Володька начал "валять"... Снова на столе у Канаевых появились буханки хлеба, консервы, купленные в коммерческом, масло, сахар, чай, иногда и мясо с рынка, а в Володькиных карманах шелестели мятые червонцы... Но опять надо было придумывать для матери какое-то объяснение, и Володька долго ломал голову, что бы изобрести вразумительное. Кроме займа денег у Сергея, он ничего не придумал, но того надо было предупредить, и они встретились у Ботанического сада - место, приблизительно одинаково удаленное от их домов. Прошли в сад, всколыхнувший в обоих детские воспоминания: оказывается, водили их матери сюда в одни и те же годы, когда им было по пять-шесть лет.
Ботанический, огромный для них тогда, представился сейчас очень маленьким. Аллейка, казавшаяся бесконечной, всего-то тянулась метров на триста. Там в тенечке они и присели на скамейку.
- Значит, так, Сергей... Ты дал мне взаймы тысячи три. Для моей матери. Понимаешь? - начал Володька.
- Не совсем...
Володька рассказал о своих "делах" с Надюхой и Егорычем, закончив словами, что ему, конечно, очень противно заниматься этими махинациями, но что делать?
- Подумаешь, какие махинации! - усмехнулся Сергей. - Вы, сэр, забудьте о той "святой" и прочее русской литературе, на которой мы имели счастье быть воспитанными. Это в тихих дворянских усадьбах хорошо было рассуждать о нравственности, честности, высокой и чистой любви. Прошла кровавая война. Жизнь тяжелая и еще долго будет такой. А кто-то разбогател, кто-то устроился, как всегда бывает при всех войнах. Сантименты надо отбросить, Володька.
- Мой Гошка говорил, что в такое время все тянутся к хлеборезке.
- Твой Гошка не дурак, - рассмеялся Сергей. - Ты его слушай. У тебя же ни черта нет практической жилки, а время действительно не такое, чтобы витать в эмпиреях. - Сергей помолчал немного, потом спросил: - Что у тебя с институтом?
- Не знаю еще, куда перевестись из архитектурного. Придется в гуманитарный какой-нибудь. В технических черчение... А вообще-то, если откровенно, никуда мне не хочется, - вздохнул он.
- Как это так? - удивился Сергей.
- Мне кажется, Сергей, что главное я в своей жизни сделал, а остальное все не то уже. Остальное несущественно...
- Это вы загнули, сэр! Самое главное и самое интересное в нашей жизни только начинается. Появилась возможность показать, каков ты есть и на что способен, - горячо сказал Сергей. - Война - это пропавшее время. От человека требовалось лишь одно - воевать! И никому не нужен он был как личность.
- Наверно, не совсем так, Сергей, - заметил Володька.
- Именно так! У нас засохли мозги, мы не прочли ни единой книги, мы интеллектуально отстали на пять лет. Это главное в жизни, а не ползать на брюхе под пулями.
- Ты и не ползал.
- Не ползал в эту, ползал в финскую, - обрезал он Володьку.
- Ты просто не так устал, Сергей...
- Возможно. Но это пройдет. Нам же всего по двадцать пять и уже двадцать пять. Для науки, которой я собираюсь заниматься, это много. Придется наверстывать бешеными темпами. - Сергей говорил убежденно, резко, уверенный в своей правоте. - Понимаешь, - продолжал он, - мы должны доказать и себе, и другим, что способны на большое. Может, черт побери, и на великое!
- Мне что-то ничего не хочется доказывать, - вяло произнес Володька, завертывая самокрутку.
Сергей внимательно посмотрел на него.
- Мда... Прости, у тебя все сложнее. Ушел архитектурный... и с ним многое, о чем мечтал...
- Ни о чем я особо не мечтал, - протянул Володька безразлично.
- Как же?! А твои проекты загородного ресторана? Я помню.
- Это было мальчишество, Сергей.
- Но тебе же хотелось создать что-то оригинальное? Мы же с тобой не ординарные люди, Володька!
- Ну, хотелось... Когда это только было? А насчет неординарности не знаю... Я в армии стремился как раз быть как все, так было лучше.
- Слушай, Володька, а как твои дела с Тоней? - в глазах Сергея мелькнула догадка.
- Она в Германии... С отцом...
- Понятно... Из наших видел кого-нибудь?
- Майку... И Лелю, помнишь?
- Ну как тебе Майка? - живо спросил Сергей. - Правда шикарная женщина?
- Да... Она красивая.
- Обязательно позвонить надо. Я говорил тебе, что у нас в сорок втором была мимолетная, так сказать, встреча. Очень приятная, кстати.
- Приятная? - переспросил Володька, и что-то кольнуло, он вспомнил Майкин вопрос: не говорил ли чего Сергей про нее?
- Очень. Чему ты удивляешься? У нее старый муж, и вообще она человек свободных взглядов.
