Валентина Малявина - Услышь меня, чистый сердцем
Читала так себе. И я ей советовала читать стихи Шпаликова.
— Ты — того? Совсем? Шпаликов — не Беранже, — сердилась Инна.
— Но он ведь гений!
— Современный.
— Гений — это на все времена, — теперь сердилась я.
— Ладно. Лучше прочти мне «Пробираясь вдоль калитки…».
Я читала.
— Счастливая… У тебя голос низкий. Ты его можешь поднять вверх, а у меня все получается на одной ноте… Может быть, лучше почитать «Мороз и солнце, день чудесный!» А?
И превосходно читала «Зимнее утро». Я не слышала такого лучезарного чтения.
Инна успешно прошла три тура и была принята.
Тут же в газете появилась об Инне статья «Актриса садится за парту».
Но недолго Инна училась в институте.
У них с Геной появилась дочь — Дашенька.
Она получила симпатичную квартиру на улице Телевидения. Инна была заботливой матерью и женой.
Гена говорил мне с восхищением:
— У нее все красиво получается!
Впервые я пришла к ним летом и полюбила их дом. Мне нравилось, как Инна устроила новую квартиру. На окнах накрахмаленные занавески в ярких крупных цветах. Кровать карельской березы, покрытая покрывалом в цвет занавесок. Вдоль стены шла широкая полка из хорошего дерева, на которой было множество книг. Она служила письменным столом. Всегда в доме был букет цветов. За окном тоже цветы на сочной, зеленой траве — они жили на первом этаже.
Дашенькина комната была полна игрушек.
Как-то приезжаю в гости к ним, подхожу к дому и встречаю Инну. Она торопится в магазин.
— Дверь открыта. Я — в магазин, а то закроется на обед. Водку купить. Осторожнее, — о чем-то предупредила меня Инна и побежала своей дорогой.
Я вошла в большую комнату и вижу — на полу лежит Виктор Некрасов. Отдыхает.
Он приоткрыл глаза и вежливо, стараясь выговаривать слова, спросил:
— Это вы? Вы пришли? Гена там…
Гена отдыхал в кухне. Лицо — на столе, повернуто к входящему.
— Привет, — не поднимаясь, поздоровался он. — Посмотри, пожалуйста, за супом. Суп грибной и должен быть вкусным.
Вскоре вернулась Инна с водкой.
Пошли в комнату, где отдыхал Некрасов. Он оживился.
День был жарким. Водка теплой. Я еще не умела пить, но смущать присутствующих отвращением к отвратительно теплому напитку не стала. Стаканы были из толстого стекла, большие и тоже почему-то очень теплые. И малиновые огромные помидоры — теплые. Все вокруг как бы плавилось.
Сели на пол. У Инночки брови сдвинуты. Некрасов тоже был серьезен. Долго задерживал взгляд на каждом из нас, как будто только что увидел. Гена пытался улыбаться и поминутно просил меня посмотреть, не готов ли суп.
Впервые в этот жаркий день я увидела и услышала ссору между Инной и Геной. Она началась вдруг, ни с того ни с сего. Я знала, что они любили друг друга, но жаркий день и теплый крепкий напиток взвинтил их. Они были несправедливы друг к другу.
Виктор Некрасов грустно сказал:
— Пора уползать!..
Я тоже хотела уйти, но Инна закричала:
— Еще чего! Какая-то…
Виктор ушел..
Инна повелительно сказала мне:
— Пошли!
Куда надо было идти, я не знала.
Я ненавижу, когда со мной говорят таким тоном, но видела, что Инна крайне возбуждена, хотя причины ну абсолютно никакой не было.
Гена опять спросил:
— А суп готов?
И через паузу:
— Как вы думаете?
Прозвучало это так, будто речь шла не о супе, а о чем-то невероятно важном.
Инна выключила газ, и мы двинулись к выходу.
Гена беспомощно крикнул Инне:
— Родина! Когда ты вернешься? Принеси, пожалуйста…
Он имел в виду, конечно, бутылку.
В то время я не предполагала, что когда-нибудь меня тоже посетит отвратительный недуг — желание выпить. Нет ничего страшнее, чем это наказание..
Инна пригласила меня в ресторан. Он был тут же, рядом, на улице Телевидения.
— Вон там Володя Высоцкий живет, — показала Инна в сторону дома, где жид Володя. — Мы можем зайти к нему. Чего-нибудь купим и зайдем.
— Посмотрим.
Инна раскраснелась и не была такой красивой, как всегда.
Ресторан был не очень, но кормили прилично. Я заказала себе холодного белого вина и салат из крабов.
Инна потребовала:
— Мне водку, селедку, картошку, холодного пива.
И звонко засмеялась.
— Малявина! — Инна часто называла меня по фамилии, как, впрочем, и других. — Куда ты поедешь отдыхать?
— К морю!
— Счастли-и-и-вая! — протянула она.
— Но и вы с Геной собираетесь в Коктебель.
Инна почему-то вздохнула. Я часто не понимала ее. Скажем, звонит утром по телефону. Она каждый день звонила в полдесятого. Не здоровалась, не спрашивала, как я себя чувствую, а задавала один и тот же вопрос:
— Кофе выпила?
Если я отвечала «нет», то тут же трубка падала и — «бип-бип-бип…». Через полчаса снова звонок:
— Ну, что?
Она знала, что до утреннего кофе я не общаюсь.
— Кофе выпила.
— Крепкий?
— Как всегда.
— Счастли-и-и-вая! Что будешь делать?
— Душ хочу принять.
И опять:
— Счастли-и-и-вая!
Я в свою очередь спрашиваю:
— А ты кофе выпила?
— Да. Два раза. Ужас, как быстро кончается.
— А душ приняла?
— Да.
Я, подражая ей, протяжно говорю:
— Счастли-и-и-вая!
Хохочем!
— Я сегодня семь километров пробежала! — победоносно сообщала Инна.
— А мне этого не дано.
Инна не говорила «жаль» или что-нибудь в этом роде. Она никак не реагировала.
Я никогда не слышала от нее советов ни по какому поводу. Мне это нравилось.
Я тоже не даю советов. И думаю, что безапелляционность некоторых советов делает жизнь несносной.
Нам всем грозит Неизбежное. Смерть. Страшно, но это единственная реальность, которая нас всех объединяет. И ее надо принять как должное.
Каждый, если он не с Богом, уходит Отсюда в одиночку. И никакая власть ему не поможет. И никто не сможет остановить его уход.
В те времена, о которых я вспоминаю, мы мечтали и надеялись на лучшее.
Но почему же мы так занедужили? Почему многие из нас пристрастились к алкоголю?
Многие знакомые и приятели ушли, разрушенные алкоголем. Сердце не выдерживало.
Гена Шпаликов тоже ушел. По своей воле.
Незадолго до ухода он пришёл в дом, где мы жили с Павликом Арсеновым.
Звонок в дверь. Пьяненький Гена как-то странно придерживает полы пальто. Распахивает их, а там — великолепная икона. Очень старая. Он ставит ее в спальне на столик. Я спрашиваю Гену:
— А где Инна?
— Не знаю.
Стало понятно, что Гена с Инной в трудных отношениях.
