Клод Дюфрен - Великие любовники
Перипетии странной женитьбы Морни вынудили нас ускорить ход событий. В течение нескольких лет после провозглашения 2 декабря 1852 года империи положение Морни укреплялось и возрастало. Это касалось всех сфер его деятельности, начиная с бизнеса, которым он занимался вместе с Фанни Ле Он. Некоторые из проведенных им сделок основывались на более или менее законных спекуляциях, за что Морни подвергался нападкам завистников. Но он на это не обращал внимания: поддержка Наполеона III, его личное положение при новом режиме[45] освобождали его от всех преследований, и он вышел победителем из нескольких сотен (!) навязанных ему судебных разбирательств.
Столь же успешен он был и на ниве получения наград и почестей: получил большой крест Почетного легиона, место председателя Законодательного собрания – палаты депутатов. Он был президентом многочисленных обществ (если не предпочитал руководить некоторыми из них через подставных лиц). Морни съездил чрезвычайным послом в Россию… Примечательно в нем было то, что он успевал совмещать официальные должности со светской жизнью и любовью.
Он страстно увлекался бегами, и именно ему обязан своим внешним видом ипподром в Лоншам. Затем он вытянул из болота Довиль. Граф также интересовался театром, и не только актрисами: благодаря его всемогущему покровительству состоялась ослепительная карьера Оффенбаха[46]. Морни лично сотрудничал с композитором и в перерывах между заседаниями Законодательного собрания сочинял остроумные куплеты. Да, среди всех тех добрых фей, которые склонились над его колыбелькой, была одна, подарившая способность быть вездесущим. Руководя с неизменным юмором заседания палаты, он никогда не забывал о внешней стороне своих обязанностей. Приемы, которые он устраивал во дворце Лассей, официальной резиденции председателей палаты, были одними из самых престижных в Париже. Конечно, особое место на них отводилось красивым женщинам. Чтобы они имели возможность привести в порядок свою красоту, Морни распорядился оборудовать на втором этаже дворца небольшой, но удобный тайный салон. А его вежливость доходила до того, что он лично указывал прекрасным гостьям, как туда можно было пройти. Однажды он решил проводить туда уже упомянутую выше мадам Фейдо. Прошло довольно много времени, прежде чем он спустился вниз, а когда он появился в зале для торжественных приемов, присутствовавшие с удивлением увидели, что на его фраке не было планки большого ордена Почетного легиона. Это загадочное исчезновение очень заинтересовало гостей, но тут появилась мадам Фейдо, на корсаже которой криво висел пропавший орден! Это происшествие в течение нескольких дней забавляло весь Париж, и даже император открыто над этим смеялся. Правда, ему было бы странно на это сердиться, поскольку он и сам в области галантных отношений не отставал от сводного братца. Свидетельством этому может служить вот такой достойный водевиля случай.
У Морни в течение некоторого времени вошло в обычай каждый вторник навещать одну молодую актрису, чью житейские способности были намного выше, нежели те, что она показывала на сцене. И вот в один из вторников Морни явился к красотке и приготовился уже было проявить свой интерес, как в комнату вбежала субретка этой девицы и что-то шепнула хозяйке на ухо. Та сильно смутилась и сказала Морни, что «пришел мсье, которого она принимала по четвергам». Морни был удивлен, поскольку обычно вторник был его днем, но тут юная особа открыла ему личность только что пришедшего человека. Морни сразу же перестал противиться и решил уступить свою очередь. Но чтобы уйти, ему надо было пройти через салон, где сидел тот человек. Оба мужчины, встретившись, даже не посмотрели друг на друга, словно и не были знакомы. Но Морни так галантно уступил свою очередь вновь прибывшему только потому, что им был не кто иной, как император собственной персоной!
Несмотря на все усилия, Морни не сумел помешать началу Крымской войны и столкновению с Россией. Он тем более сожалел об этом, что сам был убежденным сторонником сближения с царской империей, видя в ней противовес растущей мощи Пруссии. Тут он снова доказал свой талант предвидения. После Парижского конгресса, положившего конец войне, Наполеон III, который начал к тому времени склоняться к мнению сводного брата, решил примириться с недавним противником и послал к нему чрезвычайного посла. А кто же мог ловко собрать разбитые горшки, как не Морни? Заставив себя упрашивать ровно столько, сколько было прилично, он объявил о своем согласии ехать. На его решение повлияли две причины. В течение некоторого времени в прессе шли яростные нападки на спекулянтов, сумевших за несколько лет сколотить огромные состояния. Имя Морни открыто не упоминалось, но намеки на него были настолько явными, что Наполеон III оказался в затруднительном положении. Удалившись на время, Морни давал время, чтобы слухи утихли. Другая причина была чисто личной: ему захотелось побыть вдали от Фанни Ле Он, что он и подтвердил своему другу Монгийону: «Графиня становится все более несносной. Когда ее ревность была основана на любви, в этом было нечто романтическое. Увы, теперь наши ссоры напоминают дрязги партнеров, которые только и ждут, чтобы свести между собой счеты».
Действительно, в их отношениях время идиллии уже давно прошло. Фанни начала вести себя более непримиримо по отношению к изменам любовника, так как стала бояться, что его уведет какая-нибудь другая женщина. А это грозило потерей его доверия, равно как и источника выгодных финансовых операций. Да и Морни не был расположен терпеть ее сцены ревности. Поэтому она, стремясь обеспечить себе тылы, вступила в связь с Руэ, другим важным человеком империи.
Новый чрезвычайный посол с легкостью в душе стал готовиться к отъезду в Санкт-Петербург. Его должна была сопровождать многочисленная свита, составленная из нескольких высокопоставленных людей империи. В ее состав вошел ювелир Лемонье. Тот явился к графу и потребовал выплаты 60 000 франков, о которых граф успел «забыть». Вместо того чтобы вернуть долг, Морни предложил ювелиру отправиться с ним в Санкт-Петербург, и тот мог прихватить свои великолепные украшения, которые можно было ввезти в Россию с дипломатической почтой, не платя таможенной пошлины. Добрый Лемонье мог бы продать их очень дорого аристократам при дворе русского царя. В обмен на эту услугу он, естественно, потребовал «забыть» небольшой счет на 60 000 франков!
В Санкт-Петербурге важный вид Морни, его манеры и организуемые им роскошные приемы произвели сильное впечатление на всех, с кем он встречался, и в первую очередь на царя Александра II. Благодаря его умению наметилась тенденция желанного сближения Франции и России. Но граф преуспел и в другом деле, которое не было предусмотрено его полномочиями. По случаю празднования коронации Александра, куда его пригласили в качестве почетного гостя, Морни влюбился в одну фрейлину царицы. Он восторженно описал ее так: «Какое великолепие! Снегурочка! Такая белая, такая светловолосая, с огромными удивленными и любопытными глазами. Она была так хрупка, так мила, у нее были худенькие ручки и ножка Золушки».