Виталий Дмитриевский - Шаляпин в Петербурге-Петрограде
посредственного уровня. Повторяю, партию Мефистофеля г. Шаляпин вчера не
пел, он ее декламировал, но все было ясно, определенно: ирония сменялась
надменностью, могуществом, а над всем этим царила, как мне казалось,
известная растерянность, что и должно быть у духа тьмы, в глубине сознания
своего убежденного в своем финальном бессилии. С внешней стороны роль у
последнего обдумана до мелочей; все вместе дает резкую фигуру. Наиболее
эффектен г. Шаляпин в прологе и в сцене „Шабаша на Брокене”».
В 1903 году на сцене Мариинского театра была возобновлена «Псковитянка»
с прологом «Сказание о Вере Шелоге». 28 октября в бенефис оркестра
состоялось первое представление нового спектакля с участием Шаляпина.
Новая постановка «Псковитянки» стала событием в музыкальной жизни
столицы. Газеты широко рецензировали премьеру. В. В. Стасов в «Новостях и
Биржевой газете» от 16 декабря 1903 года опубликовал пространную статью
«Шаляпин в Петербурге», которая начиналась восклицанием: «Какое счастье!
Шаляпин опять наш! Хоть на короткое время, а все-таки наш. Он приехал
недели на четыре в Петербург из Москвы, готов исполнить несколько
капитальнейших своих ролей в некоторых капитальнейших из русских опер».
Рассказывая о Шаляпине в ролях Ивана Грозного в «Псковитянке» и
Владимира Галицкого в «Князе Игоре», Стасов писал в заключение:
«Мусоргский называл Даргомыжского своим «великим учителем музыкальной
правды». Наша русская публика могла бы по всему праву назвать Шаляпина
тоже своим «великим учителем музыкальной правды». Она в этом сильно
нуждается».
...18 августа 1904 года Шаляпин должен был приехать к Стасову в
Старожиловку вместе с Горьким. Обещал навестить старого друга и И. Е. Репин.
Дорогих гостей ждали как большого праздника. Стасов часто выходил на
крыльцо и с беспокойством говорил: «А вдруг не приедут?» Решено было
преподнести гостям шуточный адрес — приветствие, текст которого сочинил
юный Самуил Маршак, в будущем выдающийся советский поэт.
С. Я. Маршак вспоминал: «Шутейный церемониал встречи был выполнен во
всех подробностях. Шумно играли туш, если не ошибаюсь, на двух роялях.
Поднесли адрес. Читать приветствие пришлось автору — самому младшему из
гостей, подростку в гимназической куртке с блестящими пуговицами и резными
буквами на пряжке пояса. Меня хвалили, пожимали мне руку, обнимали. Только
Горький не сказал ни слова. Да он и вообще-то был не слишком словоохотлив на
первых порах и медленно вступал в общую беседу.
Я смотрел на всех троих, не спуская глаз. Репин и Шаляпин выглядели
нарядно, особенно Шаляпин. Казалось, скуповатое осеннее солнце освещает его
щедрее, чем всех. Как светлы были его легкие, словно приподнятые ветром
волосы, его открытое, веселое, смелое лицо с широко вырезанными, как будто
глубоко дышащими ноздрями и победительным взглядом прозрачных глаз. И
одет он был во все светлое — под стать солнечному дню. Легкий костюм ловко и
ладно сидел на этом красивом человеке, таком большом и статном».
Горький сразу покорил впечатлительного Стасова. В письме друзьям критик
сообщал: «А сам он собой преотличный, пречудесный... Мы успели перебрать
всякой всячины целые горы: и про Льва Великого, и про Чехова, и про самого
Горького, и про Андреева... Мы почти одинаково думали... что за чудная натура!
Что за чудная голова! Что за поэзия! Что за сила духа и художества! Что за
простота и правдивость формы!»
Стасов очень любил талантливую художественную молодежь, радовался,
когда к нему приезжали писатели, артисты, музыканты. «А про Горького и
Шаляпина, — писал он брату 2 сентября 1904 года, — мне опять есть много что
рассказать нового! Чудно и великолепно!» И друзья тоже любили навещать
«старчшца могуч-богатыря», как называл Владимира Васильевича Шаляпин.
Горький, живя уже в Петербурге, в ноябре 1904 года писал Стасову: «Может
быть, Вы устроили бы так: сообщите мне, когда у Вас будет свободный вечер, и
я приеду. И Большого Федора зовите — хорошо?»
10 декабря 1904 года отмечалось столетие со дня рождения М. И. Глинки. К
торжественной дате Мариинский театр готовил новую постановку «Руслана и
Людмилы». Впервые опера должна была пойти без купюр. Сокращения были в
свое время сделаны по настоянию театральной дирекции, которая считала, что
опера слишком длинна. Костюмы и декорации для нового спектакля готовили
художники А. Я. Головин и К. А. Коровин. Партию Фарлафа пел Шаляпин,
который считал для себя честью участвовать в историческом спектакле. К
юбилею предполагалось установить памятник Глинке на Театральной площади.
Однако из-за событий Русско-японской войны церемония открытия памятника
была отложена. «Но не есть ли «Руслан» — самый грандиозный памятник», —
восклицал рецензент «Театра и искусства». Публика радостно приветствовала
спектакль, который затянулся далеко за полночь. В спектакле участвовали
лучшие силы. Кроме Шаляпина в спектакле пели В. И. Касторский (Руслан) и И.
В. Ершов (Финн).
* * *
В январе 1S04 года Горький приехал в Петербург на постоянное жительство.
Поначалу он жил у своего друга и соратника по издательству «Знание»
Константина Петровича Пятницкого в доме №4 по Николаевской улице (ныне
улица Марата). Квартира была небольшая, принимать людей, вести большую
издательскую и литературную работу здесь стало неудобно. Поэтому Пятницкий
и Горький осенью 1904 года переехали на Знаменскую улицу (ныне улица
Восстания), в дом №20. Они заняли квартиру №29, где раньше размещалась
редакция журнала «Жизнь». Уже три года журнал был закрыт. Одним из поводов
его запрещения было опубликование «Песни о Буревестнике».
В квартире на Знаменской у Горького можно было встретить представителей
петербургских и провинциальных рабочих организаций. Здесь проходили
партийные собрания, на которых бывали В. И. Ленин, Л. Б. Красин и другие
видные деятели РСДРП. Сюда нередко заходил к Горькому и Шаляпин.
