Владимир Рудный - Готовность № 1 (О Кузнецове Н Г)
"Это будет твой любимый флот, Николас", - прав был генерал Дуглас. По душе пришелся Кузнецову, уже контр-адмиралу, - в первый раз! - и ТОФ, и Тихий океан. Как комфлот, он стал членом Главного военного совета ВМФ. В Москву ездил редко, досадуя, что это отнимает почти месяц. Дел здесь на годы. Привез жену, готовую к скитаниям, разлукам, радостям и невзгодам - так оно и было в жизни. И опять: в середине апреля 1939 года в Москве, в кабинете наркомата ВМФ СССР, вскрыв красный конверт из Кремля с Указом "назначить Народным Комиссаром", спросил себя: с чего начинать? Что главное? И задумался: "Как справлюсь?"
6. Высшая ступень
В субботу 21 июня 1941 года Николай Герасимович Кузнецов держал экзамен на государственную и военную зрелость.
Два года назад он стал наркомом. В ночь, когда вскрыл пакет из Кремля, долго сидел один. Все казалось невероятным. За короткий срок такие головокружительные перемены. Тьма бумаг от предшественника на столе. Больше всего неразрешенных запросов судостроителей. Адмирал И. С. Исаков, заместитель по вооружению и кораблестроению, в командировке в США. Некому решать?.. Как работает аппарат? Как действует мозг флота - Главный штаб? С чего начать? Что с утра делать? Нет, не существует школы наркомов. Он сам должен определить главное. Все главное: и штаб, и разведка, и строительство кораблей, баз, аэродромов, авиация, ПВО, боевая подготовка, связь, комплектование, боеспособность и боеготовность флота, но главнее главного организация. Как на корабле. Если идеально отработаны распорядок дня, боевое расписание, обязанности каждого, продумано взаимодействие боевых частей и служб, корабль живет без лихорадки, без сбоев. Упрощенная модель? Наверно. В масштабе государства все куда как сложнее. Но тут собраны умы флота, образованные, опытные моряки.
Первым в ту ночь пришел начальник ГМШ Л. М. Галлер, позвонил, попросился "на доклад". Тогда много работали по ночам - все подчинялось цепочке сверху вниз: один не спит, бодрствует и следующий, по такому режиму жил весь партийный и правительственный аппарат. Утром рабочий день начинался в положенный час. Галлер, поглаживая рыжеватые усы, эту манеру Кузнецов приметил и раньше, сказал, словно успокаивая: "Надо использовать медовые месяцы".
Если б Кузнецов не знал Галлера, столь рациональный совет мог бы и покоробить. Галлер хотел ему помочь: "В первое время ваши предложения будут рассматриваться быстро. И быстро будут принимать по ним решения". Умный, многоопытный человек, он в душе, наверно, тоже удивлен происходящим. Галлер всякое повидал, со многим свыкся и обходил лишние эмоции. Да и чему удивляться, если с момента учреждения флотского наркомата за год с небольшим третий, а то и четвертый нарком.
Наконец-то во главе наркомата моряк и способный человек. Галлер хорошо запоминал людей, даже, как отмечают многие, с курсантских времен. Напутствуя перед отъездом на ТОФ, он удивил Кузнецова подробнейшими, почти портретными характеристиками командиров, все по памяти, все мягко, кратко, без ярлыков, с подсказкой: кому помочь, на кого можно положиться, а кого полезно передвинуть. Кузнецов и прежде слышал, а за годы работы с Галлером сам убедился, что этот одинокий человек весь для флота, с флотом, внутри флота, иной жизни для него нет и не было десятилетиями. Практицизм Галлера помог Кузнецову собраться - надо начинать, надо знать, с кем ты будешь работать.
Спал ли он в ту ночь или обдумывал предстоящую встречу с подчиненными, не знаю, но утром все начальники управлений и отделов явились в кабинет наркома, куда до того, как помнит вице-адмирал Б. М. Хомич, заходили редко: там прежде восседал случайный, совсем не знающий флота, всем не доверяющий, всех распекающий человек.
Об этой встрече рассказывал мне Николай Иванович Шибаев, адмирал, в то время начальник минно-торпедного управления наркомата. Рассказывал человек, крепко связанный с Кузнецовым и войной, и нелегкими испытаниями в последующем. Он сумел сохранить непосредственность и объективность первого впечатления: "Вошел нарком, я еще его не знал. Молодой, симпатичный, подтянутый. Настроен по-боевому. Расхаживая вдоль длинного стола, за которым мы сидели, излагал свои мысли, требования. Что представляет собой центральный аппарат? Управление органов, подчиненных народному комиссару? Вы, говорит, мои помощники, должны жить только жизнью флота. Это генеральная мысль. Вы здесь служите и работаете только ради флота, и, если вы паче чаяния не знаете в своей области обстановку на флоте, буду спрашивать с вас строго. Между прочим, это на протяжении всей службы с Кузнецовым возрастало; бывало, идешь к нему, волнуешься: а знаю ли вопрос, по которому вызывает? Он от нас всегда требовал исключать лишнюю переписку, И тут сказал: переписка рождается, когда в аппарате не знают обстановку на флоте. Будете чаще бывать на флотах, решать все на месте с командованием флота, избавимся от лишних бумаг, создадите обстановку спокойной, ритмичной работы. Это мое главное впечатление от встречи. И еще одно. Рядом со мной сидел Павел Иванович Судьбин, начальник инженерного управления. Что-то ему показалось смешным, что ли, нарком заметил, быстро подошел, спросил: "Вы что улыбаетесь? Вам не ясны основные требования, излагаемые мною?" Я видел, как менялось лицо моего товарища - от улыбки к испугу. Он встал: "Нет, все ясно". - "Тогда садитесь и слушайте внимательно"..."
- Судьбин ушел из наркомата? - спросил я Н. И. Шибаева.
- Что вы! Судьбин прекрасно работал с наркомом годы...
Конечно, Кузнецов утверждал себя в новой среде как человек с флота, хотя все, что в столь резкой форме он произнес, было сущей правдой. Он этому следовал и сам.
Осенью 1939 года Кузнецов проводил на Балтике большие учения бригады линкоров, которой командовал Н. Н. Несвицкий, крейсеров, эсминцев и подводных лодок. Учения запомнил вице-адмирал Г. Г. Толстолуцкий, известный морякам связист, в то время старший лейтенант. В большой аудитории на линкоре "Октябрьская революция", делая разбор, нарком упрекнул Несвицкого в пренебрежении атаками подводных лодок. Он сказал: линкоры, продолжая идти прямым курсом и не уклоняясь от атак там, где могли бы это сделать, действовали неправильно. "Дядя Коля" - так с любовью называли на линкорах Несвицкого, огромная махина, морской волк, уверен в себе, молодые ловили каждое его слово, чувствуя в нем необычайную силу, - баском прервал наркома и, не стесняясь никого, заявил: "Товарищ народный комиссар, это неправильно!" Аудитория замерла. "Николай Николаевич, - спокойно ответил нарком, - я многому у вас учился и благодарен вам за это. Но сейчас не правы вы: от атак подводных лодок надо уклоняться и на учениях, как в бою. Извольте слушать то, что я говорю", - и продолжал разбор. "Дяде Коле", несмотря на его мужество и самолюбие, пришлось смириться, нарком говорил истину и твердо, уже как нарком. Не только свой авторитет утверждал Кузнецов. Он, надводник, отстаивал авторитет подводных сил перед теми, кто их не ценил, знал он ходячие флотские подковырки. "Водопроводчики", говорили одни. "Самотопы", - отвечали другие. Важно, чтобы шуточки так и остались шутками, не вредя делу.
