Владимир Рудный - Готовность № 1 (О Кузнецове Н Г)
Конечно, Кузнецов утверждал себя в новой среде как человек с флота, хотя все, что в столь резкой форме он произнес, было сущей правдой. Он этому следовал и сам.
Осенью 1939 года Кузнецов проводил на Балтике большие учения бригады линкоров, которой командовал Н. Н. Несвицкий, крейсеров, эсминцев и подводных лодок. Учения запомнил вице-адмирал Г. Г. Толстолуцкий, известный морякам связист, в то время старший лейтенант. В большой аудитории на линкоре "Октябрьская революция", делая разбор, нарком упрекнул Несвицкого в пренебрежении атаками подводных лодок. Он сказал: линкоры, продолжая идти прямым курсом и не уклоняясь от атак там, где могли бы это сделать, действовали неправильно. "Дядя Коля" - так с любовью называли на линкорах Несвицкого, огромная махина, морской волк, уверен в себе, молодые ловили каждое его слово, чувствуя в нем необычайную силу, - баском прервал наркома и, не стесняясь никого, заявил: "Товарищ народный комиссар, это неправильно!" Аудитория замерла. "Николай Николаевич, - спокойно ответил нарком, - я многому у вас учился и благодарен вам за это. Но сейчас не правы вы: от атак подводных лодок надо уклоняться и на учениях, как в бою. Извольте слушать то, что я говорю", - и продолжал разбор. "Дяде Коле", несмотря на его мужество и самолюбие, пришлось смириться, нарком говорил истину и твердо, уже как нарком. Не только свой авторитет утверждал Кузнецов. Он, надводник, отстаивал авторитет подводных сил перед теми, кто их не ценил, знал он ходячие флотские подковырки. "Водопроводчики", говорили одни. "Самотопы", - отвечали другие. Важно, чтобы шуточки так и остались шутками, не вредя делу.
На флотах говорили: из Москвы повеяло морским ветром. "Наконец-то нашли моряка для руководства флотами, - сказал адмирал Пантелеев, он прослужил на флоте полвека. - Пришлись морякам по душе первые же распоряжения наркома. В конце тридцатых кают-компании превратились в столовые и место собраний и совещаний. Нарком предписал восстановить кают-компанию как место отдыха и воспитания офицеров. Не всем это понравилось, знаю, и в Москве кое-кто пытался воздействовать на Кузнецова, но он был непреклонен, объясняя всю историю кают-компании, ее роль в сплочении офицерского коллектива". И еще одно принципиально важное распоряжение вспомнил Пантелеев. Глубокой осенью все корабли становились в ремонт. Говорили: "Флотом командует директор". Офицеры уезжали в отпуск или на курсы усовершенствования. Нарком в телеграмме флотам спрашивал: почему все решили, что осенью и зимой войны не будет? "Он установил, сколько кораблей может быть в ремонте. Остальным плавать, стрелять ив орудий и торпедных аппаратов. Эту новость истые моряки восприняли, я бы сказал, с энтузиазмом".
Павел Ильич Мусьяков, в прошлом корабельный матрос, до войны и в осажденном Севастополе редактор флотской газеты "Красный черноморец", а потом и всесоюзной "Красный флот", рассказывал: "Пришел настоящий руководитель флота, которого мы знали не один год. Моряки почувствовали его твердую руку. Решительно улучшилось материальное обеспечение сверхсрочников, нарком дал почувствовать, что сверхсрочники - золотой фонд корабля, они охотнее оставались служить, умело работали с молодыми. Резко улучшилось строительство кораблей, баз и батарей флота. На осенних учениях он вспомнил о знаменитом "первом залпе" крейсера "Красный Кавказ" и на всех флотах началась "борьба за первый залп" - сильный лозунг для повышения боевой готовности и для политработы".
Андрей Трофимович Чабаненко, он после войны командовал Северным флотом, говорил: "Молодому Нахимову было записано в аттестации: "Чист душой и море любит". Это целиком относится к Николаю Герасимовичу. Ему было чуждо самодовольство, характерна принципиальность в решении служебных дел, высокая требовательность к себе и подчиненным. Мы видели в нем достойный для подражания пример - каким должен быть коммунист и военачальник. Он внимательно выслушивал мнение, не совпадающее с его мнением, вникал, разбирался и, если того требовала обстановка, пересматривал решение. С ним было удобно работать, в суть вникал быстро, создавалась благоприятная для откровенного разговора обстановка"...
Как это важно, когда старший создает благоприятную обстановку для смелого высказывания младшим. Люди, прошедшие рядом разные этапы его жизни, отмечали выдержку Кузнецова, терпимость, но и строгость, основанную на знании флота и уважении к подчиненным. Суховат? Внешне - да. Но взгляните на его фотографии с любым из трех сыновей, как меняется, светлеет лицо человека, обычно сурового и даже холодного. Он любил и пошутить - не только в кают-компании, но и на деловом собрании, иногда колко. На совещаниях никого не перебивал, не выносил окриков, многословного мог тактично отрезвить, молча взглянув на свои часы. В вазах на столе стояли яблоки, люди воспитанные дожидались перерыва. Если случалось, что в разгар полемики кто-то набьет яблоком рот, он обязательно спросит, ко всеобщему удовольствию: "А ваше мнение по этому поводу каково?" Перемену в его поведении, срыв, переход от спокойствия к возмущению сослуживцы наблюдали, когда ему приходилось что-либо выколачивать в смежном ведомстве, добиваться для флота. С наркомом судостроения И. Ф. Тевосяном он прекрасно ладил, видя, что Тевосян не срезает механически заявки флота, не вынуждает требовать с запасом, чтобы ополовиненное как раз и соответствовало тому, в чем действительно нуждается флот. Тот же Н. И. Шибаев запомнил: нарком не терпел завышенных заявок, вообще не терпел ловкачества, интриг, криводушия.
Как огня боялся Кузнецов проникновения в наркомат чиновного духа, эдакой манеры командированных сверху - приехал, разоблачил, разнес, разгромил. "А вы бы на месте помогли!" - вразумлял он разоблачителя. Слово одобрения вообще сильнее разноса, оно ободряет. А осуждение, чем короче и справедливее выражено, тем вернее действует. Человеку виновному надо оставлять надежду. Нет пощады только бесчестью, подлости, злодейству. Запомнил Б. М. Хомич доклад начальника одной из служб: всех на флотах разнес, все плохи, один он, словно сторонний наблюдатель, хорош. "Сколько лет вы тут работаете? - холодно спросил нарком чиновника. - Больше двух лет? Значит, плохо работаете вы, если не смогли за два года исправить положение на флотах. Обязанности начальника вам, очевидно, не по плечу, и об этом вы должны были сами заявить".
"Коллектив добросовестных людей" - вот чего хотел он добиться от аппарата. Можно ли создать коллектив приказом? Это лишь штат, в него надо вдохнуть душу единомыслия и взаимопонимания. Долгий необходим для этого труд. "Объединяет коллектив не здание, в котором он работает, - записал он однажды, размышляя над высказыванием Ленина о важности организационной работы, - главное, без чего он не может существовать, - единство цели, стремление каждого внести свой вклад".
