Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)
Л. Н. показал им свою складную палку, которая имела большой успех. Он спросил их, что они здесь делают. Оказалось, что они рвали «дули» и за ними погнался сторож. Л. Н. пошел с ними. По дороге он их расспрашивал про их родителей. Один оказался сыном Тараса Фоканыча. Л. Н. сказал мне:
— Это был один из самых моих лучших учеников. Какое это было хорошее время! Как я любил это дело! И, главное, никто не мешал. Теперь мне во всем мешает эта популярность: что ни сделай, обо всем будут говорить. А тогда никто ничего не знал и не мешал, ни чужие, ни семейные. Впрочем, тогда и семьи ни у кого еще не было.
Когда мы дошли до места, Л. Н. сказал детям собирать груши. Они облепили деревья и стали — одни сбивать, другие стряхивать, третьи подбирать. Стоял гам, веселый детский крик, и фигура старого, доброго Л.H., с любовью стерегущего ребят от нападения сторожа, была трогательна до слез… Тут же подошли еще два мужика, старый и молодой, — советоваться о каком‑то привлечении их к суду.
12 сентября. Нынче получил открытку от Марии Львовны от 10 сентября: «У нас все хорошо. Несмотря на отвратительную погоду, здоровье недурно. «Хаджи — Мурат» все растет, все лучшает и очень радует. Красоты удивительные. Винт немного выдохся. Играют реже и с меньшим азартом. Посетителей чужих ужасно много, и это тяготит. Вот и все… Общее настроение хорошо».
26 сентября. В яснополянском доме был пожар: на чердаке тлела балка как раз над комнатами Л. Н. Узнав об этом, я написал Софье Андреевне и получил от нее ответ от 24 сентября. Она пишет: «Пожар Л. Н. не испугал; к счастью, я вовремя усмотрела, что горит на чердаке. Если бы Л. Н. лег спать и мы не заметили бы, что горит, — то потолок мог бы на него обрушиться в ту же ночь. Теперь почти все готово. К первому октября надеемся устроиться совсем».
9 октября. Нынче приехал из Ясной, где провел два дня. Л. Н. здоров, бодр, работает, гуляет, ездит верхом. Много работает над «Хаджи — Муратом».
Вчера, возвращаясь с прогулки, я сказал Л.H., что замечаю, насколько легче он ходит, чем месяц тому назад. Л. Н. ответил:
— Да, разумеется, в известных пределах, но я заметно все делаюсь крепче, например, присесть на корточки и встать мне теперь ничего не стоит, а еще недавно я не мог этого сделать… Да, и животное радуется.
Я помолчал и сказал ему:
— Если мы верим, что в нашей жизни есть разумное содержание, духовное начало, то я не знаю, почему продлению этой жизни радуется только животное?
Л. Н. ответил:
— Знаете, кто не испытал, едва ли может вполне понять — боишься потерять то спокойствие, ту близость и уверенность в этой близости к бесконечному духовному началу, которую всем существом сознаешь в себе, находясь близко к смерти. Когда же делаешься сильнее, животное радуется, хочется опять жить и боишься потерять то радостное, спокойное сознание близости смерти, в котором находился.
17 октября. Нынче приехала в Москву Мария Львовна и прислала мне открытку. О Л. Н. она пишет: «Отца оставили не совсем здоровым — болел бок, и Никитин боялся, не в легком ли? Ждем телеграммы».
4 ноября. Из письма Марии Львовны от 2 ноября: «У нас все было довольно хорошо, а сегодня у отца опять печень болит, слабость и недомогание. Такая скука для него — эти его, хотя и не очень сильные, но постоянные болезни. «На дне» он получил и как‑то в бессонную ночь прочел. Время здесь проводится все так же… Вечером все тот же успокоительный винт. На воздух папа почти не выходит. Теперь «Хаджи — Мурат» вернулся к нему на стол, а «К духовенству» — к нам» (для переписки).
15 ноября. Ездил на один день в Ясную. Провел этот день очень содержательно. Прочитал новую статью Л. Н. «К духовенству». Прочитал только что начатую им «Легенду о сошествии Христа в ад и о восстановлении царства дьявола». Кроме того, я прочел незаконченную автобиографическую драму Л. Н. «Свет во тьме светит».
Л.H., Никитин и я говорили о Достоевском. Л. Н. сказал:
— Вот его некоторые фигуры, если хотите, — они декадентские, но как все значительно!
Л. Н. вспомнил Кирилова из «Бесов» и сказал:
— Достоевский искал веры и, когда описывал глубоко неверующих, свое неверие описывал.
Об отношении Достоевского к либерализму Л. Н. заметил:
— Достоевского, самого пострадавшего от правительства, отталкивала пошлость либерализма.
Л. Н. сказал:
— За шестьдесят лет моей сознательной жизни у нас в России — я говорю о так называемом образованном обществе — произошла удивительная перемена в отношении религиозных вопросов: религиозные убеждения как бы дифференцировались — это нехорошее слово, но я не знаю, как выразить иначе. В моей молодости были три или, вернее, четыре категории, на которые можно было разделить в этом отношении общество.
Первая — очень небольшая группа — люди очень религиозные, бывшие еще раньше масонами, иногда шедшие в монахи. Вторая — процентов семьдесят — люди, исполнявшие по привычке церковные обряды, но в душе совершенно равнодушные к религиозным вопросам. Третья группа — люди неверующие, официально исполнявшие обряды в случае необходимости и, наконец, четвертая — вольтерьянцы, люди неверующие и открыто, смело высказывающие свое неверие. Таких было мало, процента два — три. Теперь же не знаешь, где что встретишь. Рядом можно натолкнуться на самые разнообразные убеждения. За последнее время появились еще новые — декаденты: православные, вроде Мережковского, Розанова.
— Очень многих привлекало к православию Хомякове — кое определение православной церкви, как собрания людей, соединенных любовью. Чего же, подумаешь, лучше? Но дело в том, что это — произвольная подстановка одного понятия под другое. Почему именно православная церковь является таким соединенным любовью собранием людей? Скорее наоборот.
23 ноября. Из письма князя Н. Л. Оболенского: «Л. Н. чувствует себя хорошо».
20 декабря. Л. Н. опять захворал. Вот что пишет Н. Л. Оболенский от 18 декабря: «Л. Н. понемногу оправляется, хотя и очень медленно и вяло. Температура и пульс давно нормальны. Но его мучают различные невралгические боли по всему телу, и он еще настолько слаб и вял, что совсем не хочет и не пытается вставать с постели. Все время чем‑нибудь занят — то своей работой, то письмами; и не жалуется. Все остальное у нас по — старому…»
1903
1 января. Начинаю Новый год в Ясной Поляне. Здесь тяжело: Л. Н. болен. И другие горести…
4 января. Вчера вернулся из Ясной. Я там провел 4 дня. Л. Н. нездоров.
