Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)
1903
1 января. Начинаю Новый год в Ясной Поляне. Здесь тяжело: Л. Н. болен. И другие горести…
4 января. Вчера вернулся из Ясной. Я там провел 4 дня. Л. Н. нездоров.
Когда я утром в день приезда вошел к нему, он сказал:
— Вот хорошо, что вы приехали. Я рад вас видеть.
— Что это вы, Л.H., все хвораете? — спросил я его.
— Да, Бог по душу послал, да ангел что‑то замешкался.
Из письма кн. Н. Л.Оболенского от 7 января: «Нового у нас ничего нет: Л. Н. все тот же, все лежит и слаб, начали прыскать мышьяк, но это, кажется, пока не помогает, потому что у него сегодня ночью опять был жар и каждую ночь все какое‑то недомогание. Уже и не знаю, как он из всего этого выскочит. Остальное все по — старому».
21 января. Ездил на один день (вчерашний) в Ясную. Л. Н. по поводу моей скорой женитьбы на Анне Алексеевне Софиано сказал мне:
— Желаю вам найти хорошего друга.
28 февраля. Получил нынче от Ю. И. Игумновой открытку из Ясной с сообщениями о Л.H.: «Здоровье Л. Н. понемногу поправляется, только он совсем не может работать, и это его очень огорчает. Каждый день он ездит кататься и довольно далеко. Гулять же ему трудно — скоро устает. Погода у нас чудная, особенно сегодня — ясный день и мороз… Крым, вероятно, не состоится. (Одно время, ввиду плохого состояния здоровья Л.H., были предположения снова поехать в Крым.)
4 марта. Из письма Софьи Андреевны: «Вернувшись, застала Л. Н. совсем здоровым; он всякий день ездит далеко кататься в санках, и это очень его веселит. Погода удивительно хорошая, и все так красиво в природе… Очень хорошо у нас в Ясной! Сегодня только у Л. Н. что‑то заболела печень, он не обедал, и наше веселое настроение испортилось. Осталось нас мало: Наташа (падчерица Татьяны Львовны), Саша, Юлия Ивановна, доктор и я. Но мы не унываем и живем хорошо».
21 марта. Ездил на прошлой неделе на один день в Ясную. Л. Н. застал здоровым и довольно бодрым.
Л. Н. всегда очень интересует вопрос о духовной жизни человека во время сна. Он сказал мне в этот раз:
— Во сне иногда плачешь, радуешься, умиляешься, а проснешься, припомнишь сон — не понимаешь, чего было плакать, умиляться, радоваться? Я объясняю себе это так: у нас, кроме радости, умиления, огорчения по поводу определенных событий, бывают еще состояния радости, умиления, восторга, печали. В таких состояниях нам часто достаточно ничтожного повода, чтобы прийти в восторг, умилиться и т. д. Во сне же, когда сознание работает не так последовательно и логично, самое это состояние сказывается соответствующим чувством, часто без всякого внешнего повода. Например, во сне часто бывает невыразимо стыдно, а когда проснешься и увидишь, что штаны спокойно висят на стуле, чувствуешь радость необыкновенную. Вот поэтому я и люблю так «Сон Попова» (А. К.Толстого). Там удивительно изображено это состояние стыда во сне и, кроме того, прекрасно описаны все лица. Несмотря на форму шутки — это истинно художественное произведение.
1 июня. Вчера вернулся из Ясной, где провел один день. Л. Н. застал таким бодрым, каким давно уже его не видал. Он написал послесловие к статье «К рабочему народу» и работает над «Хаджи — Муратом». Кроме того, Л. Н. обдумывает работу философского характера, которая его сейчас очень захватывает. Говоря об этой работе, Л. Н. сказал мне:
— На свете — все живое. Все, что нам кажется мертвым, кажется таким только потому, что оно или слишком велико или, наоборот, слишком мало. Мы инфузорий не видим, а небесные тела нам потому же кажутся мертвыми, почему мы кажемся мертвыми муравью. Земля несомненно живая, и какой‑нибудь камень на земле — то же, что ноготь на нашем теле. Материалисты в основание жизни кладут гипотезу материи. Все эти теории о происхождении видов, о протоплазме, об атомах, все это очень хорошо до тех пор, пока помогает распознавать законы, управляющие видимым миром. Но не надо забывать, что все это, до эфира включительно, только удобные гипотезы, и ничего более. Астрономы при своих вычислениях принимают землю за неподвижное тело, а затем уже исправляют эту ошибку. Материалисты также делают ложные предпосылки, но не считаются с их условностью, а выдают их за основные истины.
— Жизнь истинная там, где живое сознает себя единым «я», в котором объединяются все впечатления, чувства и т. д. Пока «я» стремится, как почти весь животный мир, только давить другие, познаваемые им, существа для достижения собственного преходящего блага, до тех пор истинная, вневременная и внепространственная духовная жизнь остается непроявленной, неосвобожденной. Истинная духовная жизнь освобождается в человеке тогда, когда он радуется не своей радости, страдает не своим страданием, а сострадает и сорадуется другому — сливается с ним в общую жизнь.
— О жизни после, хотя, конечно, слово «после» здесь неуместно, о жизни вне вашего телесного существа знать ничего нельзя. Предполагать же мы можем только две формы: или это — новая форма отдельной жизни, или это — слияние моего «я» с общей мировой жизнью. Первое для нас более понятно и кажется вероятнее, так как мы свою обособленную жизнь знаем и легче можем допустить такую же в другой форме.
24 июня. Из письма Софьи Андреевны: «У нас продолжает быть все благополучно. Был у нас два дня Игумнов (известный пианист) играл очень много и хорошо в первый вечер и немного вчера. Сейчас приехал американец- корреспондент, и стало неловко жить на свете с сознанием, что всякое наше слово и движение будет описано и напечатано».
14 июля. В первых числах июля я провел с женой два дня в Ясной Поляне.
По поводу самоубийства Колокольцовой Л. Н. сказал мне:
— Я не понимаю, почему на самоубийство смотрят как на преступление. Мне кажется — это право человека. Ему как будто оставлена возможность умереть, когда он не захочет больше жить. Стоики так и думали. (Жена помещика Николая Апполоновича Колокольцова, друга Михаила Сергеевича Сухотина. Она страдала нервным расстройством и всячески покушалась на самоубийство. Несмотря на бдительный надзор, ей удалось однажды ночью сделать на своей постели из одеяла подобие лежащей фигуры, ввести этим в заблуждение мужа, пробраться в его кабинет и, достав при помощи подобранного ключа из его стола револьвер, застрелиться. Она была уже пожилая женщина, мать двух взрослых дочерей.)
Так как Колокольцова была душевно больная, разговор перешел на сумасшествие. Я, как и прежде как‑то, сказал:
— У так называемых сумасшедших настоящая их духовная жизнь остается неизменной. Расстроена только способность проявления своего «я» вовне.
