Игорь Оболенский - Мемуары наших грузин. Нани, Буба, Софико
Бывают такие отношения, когда мать и дочь — два творческих человека, и каждый считает себя самым-самым. Вот, к примеру, Джуди Гарленд и ее дочка — Лайза Миннелли. Я ни в коей мере не сравниваю, говорю с точки зрения общности профессии. По-моему, Джуди и Лайза между собой боролись. Гарленд переживала из-за того, что ее дочка лучше поет. Это же страшно!
Я редко исполняла песни Нани. Был у меня какой-то внутренний протест, думала, что никогда не стану этого делать. А потом оказалось, что ее хиты все поют. И тогда я сказала себе — неужели не спою лучше остальных?
Не хочу никого копировать. Страшно копировать человека, который состоялся, не надо подстраиваться.
Да и когда я спела песню Нани — это тоже был протест, но в хорошем смысле. Однажды у меня был концерт, я пела ее песни. В работу она не вмешивалась, и только когда все уже было сделано, пришла послушать. Я знала — она искренне скажет то, что чувствует.
И вот закончился концерт, Нани заходит ко мне за кулисы. И вдруг говорит: «Больше можешь меня не слушать! У тебя свое видение, ты мыслишь по-другому. И мне это очень понравилось!»
Эти слова не забуду никогда. Они держат меня и ведут по жизни…
Вахтанг Кикабидзе. Монологи Мимино
Наверное, не будет преувеличением назвать Вахтанга Кикабидзе самым известным грузином. В бытность Советского Союза едва ли не в каждом доме висел нарядный календарь с фотографией облаченного в белый костюм певца. И едва ли не половина всего женского населения многомиллионной советской империи считала Кикабидзе идеалом мужчины.
Недаром во время одной из гастрольных поездок по Украине к грузинскому артисту подошла цыганка: «Дай хоть разглядеть тебя. По телевизору не могу, муж не разрешает».
Кикабидзе был поистине всенародным любимцем. Правда, высшего актерского звания тех лет — народный артист СССР — так и не получил. Возможно, не успел. А возможно, имеют под собой основания разговоры о том, что помешал всесильный Комитет госбезопасности, в котором Вахтанга Константиновича считали слишком вольнолюбивым и «не заслуживающим доверия» доблестных органов.
Но какое звание может сравниться с той любовью, которую он встречал, да и продолжает встречать. Армия поклонников у Кикабидзе самая разнообразная — от интеллигенции до… воров.
Одна из любимых историй, которую рассказывают друзья Кикабидзе, связана с грустным в общем-то эпизодом ограбления его квартиры. Когда хозяин дома обнаружил, что дверь взломана, то приготовился к самому худшему. Однако все вещи оказались на месте. Только на столе стояла открытая бутылка коньяка и записка: «Говорят, вы не совсем здоровы. Мы выпили за ваше здоровье. И уже напишите на двери, кто здесь живет. Тогда подобного не повторится».
Приключившееся — лишь одно из проявлений всенародной любви. Буба, именно так в Грузии зовут своего любимца, действительно и уважаем, и обожаем. Один его Валико Мизандари из фильма «Мимино» чего стоит. А у него ведь есть еще и доктор Глонти из «Не горюй», и десятки душевных песен, которые обожают миллионы.
Застать Кикабидзе в Тбилиси весьма непросто, он постоянно в разъездах. А когда возвращается домой, то все время посвящает семье и работе над книгой воспоминаний.
Мы с Бубой знакомы лет десять (правда, я ни разу так и не решился обратиться к нему, назвав этим именем). Каждый раз, когда мы встречаемся, батони Вахтанг говорит, а я слушаю и запоминаю. Чтобы воспроизвести монологи легендарного Мимино и поведать о них тем, кто не имеет счастья стать слушателем Бубы-рассказчика.
Книга мемуаров самого Кикабидзе, кажется, уже закончена. Но до того как она увидит свет (переговоры с издателями пока не обещают результатов), хочу поделиться историями, которые артист рассказал мне.
Наша самая первая встреча состоялась в гостинице при посольстве Грузии в России. В самом центре Москвы, неподалеку от Никитского бульвара, располагается старинный особняк, где раньше находилось посольство родной страны моего героя. И там же, в соседнем переулке, была гостиница, в которой могли остановиться приезжающие по делам в Россию грузины. У Кикабидзе там, кажется, была своя постоянная комната.
Теперь в помещении той гостиницы располагается какой-то роскошный отель, вместо кафе — дорогущий ресторан. Но я успел застать и другие времена. А потому есть о чем рассказать.
Как-то женщину-импресарио, с которой работал Кикабидзе, обидел один из ее подопечных, поведав газетчикам надуманную и некрасивую историю. И Вахтанг Константинович тут же бросился на защиту — дал интервью, в котором не сводил счеты, а лишь достойно рассказал о той даме, а на вопрос об обидчике ответил коротко: «Имя этого человека я никогда не слышал и, надеюсь, этого не случится».
В тот же раз, когда деловая часть беседы была завершена, Кикабидзе признался, что и сам пробовал себя на ниве журналистики. Его статья увидела свет, когда имя Кикабидзе было известно уже всему миру, в девяностых. Она называлась «Шоколадный рояль».
Вахтанг Константинович рассказал мне, что как-то зашел в магазин в Тбилиси, на витрине которого стоял большой красивый рояль, сделанный из шоколада:
— Все посетители подходили и любовались им. Вдруг входят в магазин молодые ребята и покупают это произведение искусства. Только-только заплатив деньги, один из юношей берет и ломает рояль, немедленно начав жевать шоколадную ножку рояля. Зачем было так поступать? Очень неприятная была картина. Я и написал статью «Шоколадный рояль» о том, что не умеем мы ценить то прекрасное, что нас окружает. Друзья потом сказали мне, что статья получилась достаточно острой…
Прошли годы и в силу известных обстоятельств мы с Вахтангом Константиновичем виделись уже только в Грузии. Что называется, на территории Бубы.
Как-то он пригласил меня в свой тбилисский дом. Перешагнув его порог, первое, на что обратил внимание, были картины. Казалось, я попал в художественную галерею.
Вышедший навстречу хозяин тут же принялся пояснять:
— В основном это картины моих друзей. Когда мне становится хреново, я иду к ним в мастерские. «Какие вы счастливые», — говорю я им. «Нет, это ты счастливый, — отвечают они. — Вот бы нам уметь так петь». Я, кстати, тоже хотел быть художником. Жаль, таланта не хватило. Но в детстве много рисовал. Это в основном были карикатуры, которые я изображал на каких-то листочках, обложках тетрадей. Мама собирала эти работы. Но при этом мне все время говорила: «Буба, тебе нельзя становиться художником, у тебя же нет квартиры. Где ты будешь рисовать?»
