Николай Мордвинов - Дневники
— Мы согласны и понимаем вас.
Я бешусь, видя в человеке безобразное, меня волнует, когда вижу в нем прекрасное, и меня питает в моем искусстве именно это. Я люблю открывать в нем красивое, хоть это и много труднее, чем издеваться над ним, смеяться над ним.
Может быть, даже нет таких, о которых я говорю; я хочу, чтобы мои образы к ним звали. В этом мой символ веры.
Я и ненавижу-то человека порой потому, что верю, что он может быть прекрасным, а несет в себе дрянь.
Кажется, не знай я, что Отелло играет прекрасный актер, я сказал бы, что Яго правильно поступает.
Читал сценарий для «Голубого огонька» на телевидении.
Сказал, что такой текст может говорить генерал и солдат, служащий и актер, кто угодно. Если не будет текста, который может сказать только Мордвинов, сниматься не буду. Не обижусь, если не буду. Не люблю я это…
Прием в Кремлевском Дворце съездов, в банкетном зале — в честь английских актеров[647].
Я стоял где-то вдали. Вдруг подходит товарищ из министерства и просит в президиум. Познакомили меня с Оливье. Он стал расспрашивать, что я играл из Шекспира?
— Петруччо, Отелло, Лира.
— Сколько лет вы играете Отелло?
— Не играю уже семь лет. А сыграл Отелло 550 раз.
— О! О!.. — и стал щупать мне сердце. Говорил о том, какая это трудная роль — технически и психически. Он считает, что самая тяжелая роль — Отелло. Он играет ее раз в неделю и только у нас, в виде исключения, чаще. Дальше по трудности — Макбет. (Царев считает так же, а мне кажется, что дальше — Ричард.)
Когда Фурцева стала представлять англичанам присутствующих здесь русских актеров, начала с меня: «Наш исполнитель роли Отелло — Н.Д.М., нар. арт. СССР», в это время в микрофон сунулся Оливье и ввернул: «Самый сильный человек в мире: он сыграл роль Отелло 550 раз» (аплодисменты).
Подошли посол и исполнительница роли Дездемоны. […]
Посол. Что вам пригодилось бы для Отелло из того, что делает Оливье?
— Ничего, кроме мастерства, а учиться можно вечно. Я играл совершенно другого Отелло, героически-романтического. Мне хотелось говорить об очень гармоничном человеке.
— А реалистично этого сыграть нельзя?
— Отчего же? Мой почерк иной для этой роли, а реалистично я играю другие роли, например Забродина.
Дездемона. К чему мне стремиться в дальнейшей работе над ролью? Я еще мало играла.
— Станиславский говорил, что актер начинает играть роль по-настоящему после сотого-двухсотого спектакля. Так что впереди у вас целая жизнь.
Я ставил Дездемону на пьедестал, видел в ней совершенство человеческой природы, а когда совершенства не оказывалось, сознавал, что, значит, в мире нет справедливости. И тогда для меня погибала вера в человека. Я играл полководца, человека высокой культуры, философа.
— Дайте совет.
— Если бы я играл с вами, я бы попытался заставить вас полюбить меня больше […]
2/X
МОСКВА
Буромская сказала, что Плятту, Марецкой, Михайлову, Некрасову[648] пьеса Ловинеску не нравится. Завадский заколебался. Не знают, выносить на читку труппы или нет?
Между нами говоря, боюсь ее и я. Но что делать, я остаюсь без работы пятый сезон.
Вчера читал башкирскую пьесу[649]. Хорошая. Данкман рассчитывает на меня — роль Дервиша. Но ведь я закручу такую любовь, что оправдаю образ, а он — отрицательный.
— Я не обижусь, я буду вас любить по-прежнему, если вы и не захотите играть.
— Не литературна ли она? Пьеса?
4/X
Еще раз прочел башкирскую пьесу. Нет, сомнения мои относительно литературности в значительной степени рассеялись. Длинноты очевидны. Относительно Дервиша для меня — не хочу. Пьесу надо сократить и вполне можно за счет этой роли. Пьеса выиграет. Этот злодей — не Мефистофель, не Яго, а в конце теряется совсем. Хотел предложить переакцентировать роль на 180°, но ответа не получил, а в таком виде она может быть вымарана без ущерба.
Делать мне в театре нечего, а браться за нее от безработицы — не хочется.
6/X
Красноярск зовет к себе на четыре спектакля.
Не могу, не выдержу.
Должен сняться в фильме о Савченко[650], но они пропустили погоду, и когда что будет — не знаю. Текст сделал заново.
Богдан Хмельницкий!
Да… Видите ли, товарищи, я уже довольно много знал о Богдане Хмельницком, когда однажды с Игорем — мы дружили с Савченко и обращались один к другому: Игорь, Коля — мы слушали бандуристов, одна из «Дум про Хмеля» — так народ любовно звал своего «Хетьмана» — буквально потрясла меня.
Оказалось, что режиссер отобрал ее в картину. Потом я много раз слушал ее. И, надо сказать, она помогла мне объединить материал образа, помогла мне окунуться в атмосферу эпохи, в мир тех страшных, но и гордых событий, о которых нам предстояло говорить в картине.
И в самом деле… Помните?.. Как это?.. Ах, да…: «Ой, Богдане, Богуне, Нечае, Максиме, Кривоносе… Го-о-о!» — несется, как стон, как взрыв отчаяния, но и как зов о помощи, как гневный призыв.
Замечательное творение народа! И надо сказать, что режиссер использовал его в полную меру своего таланта.
Он очень обрадовался, что «Дума» меня так взволновала.
Но как ни странно, о роли мы почти не говорили, хотя режиссер умел рассказывать, материал знал досконально и точно, представлял, что он хочет от картины в целом и от каждого исполнителя — в частности.
«Тебе деньги платят, ты и думай», — отшучивался он. Он предоставлял актеру полную свободу воображения, сам же больше любил слушать и, слушая, кажется, сличал, насколько нафантазированное обогащает замысел и насколько оно соответствует правде жизни, чувство которой, надо сказать, изменяло ему довольно редко.
Но это не значит, что он бросал актера на произвол. О, нет, нет! Я видел, как он наблюдал за актером — зорко, пристально, наблюдал издали и для актера незаметно. Он обладал удивительным даром взять от него все самое дорогое, интересное, самобытное, но очищенное от дешевки, мелочей, второстепенного. Это мне особенно импонировало. Я сам люблю жить в искусстве свободно, но в строгом, отобранном рисунке.
В силу его наблюдательности подсказы его иногда изумляли, потом полоняли, и уже затем становились для тебя обязательными.
— Как нам с тобой, Коля, показать Богдана впервые? — спрашивал он, сводя свои кустистые белые брови.
Это было на берегу Днепра, где сейчас плещется Киевское море, — я недавно был там. По счастливой случайности рядом лежал перевернутый челн. Я присел, откинул в сторону клинок, чтобы не мешал, и задумался…
![Андрей Гуляшки - Случай в Момчилово [Контрразведка]](/uploads/posts/books/244275/244275.jpg)
