Александр Гамов - Непарадные портреты
— Выходит, с вами, коррупционерами, бесполезно бороться?
— Как тебе сказать?.. Тонкие политики всегда умудряются найти противоречия внутри кланов. И в клане коррупционеров тоже противоречия. Между мною, например, и коррупционерами, скажем, нефтедобывающего комплекса есть противоречия. И можно меня на них натравить. И я разрушу их коррупционную империю. Так что борьба с коррупцией возможна только натравливанием одного коррупционного клана на другой. Как и делали в свое время настоящие политики.
— Ответьте, как коррупционер: что будет, если цены на нефть рухнут?
— Чем скорее, тем лучше.
— Ну вы даете!
— Высокие цены на нефть повышают цены на бензоколонках, в магазинах... Если бы цены на нефть давали нам льготы какие-то, а они же не дают. А нефтедоллары, которые мы получаем, разве находятся у тебя в кармане? Они — в американском кармане, они питают ту цивилизацию. И чем скорее они упадут, тем лучше. Ну что, еще по рюмочке и с баней заканчиваем? Да и парная стала остывать...
В парилке — сорок семь градусов.
«Я духовный племянник русской литературы»
— Вот русская душа — что это?
— Душа народа? Он до смерти работает и до полусмерти пьет, как сказал Некрасов. На самом деле русская душа — это то, что дремлет, спит, тоскует, мучается, совершает свинства, пока у нее нет звезды небесной. Когда она зажигается, душа эта совершает невероятные подвиги. Если звезда гаснет — душа засыпает, и мы снова становимся разгильдяями, пьяницами, разбойниками, бунтарями. Вот что такое русская душа.
— А сейчас она спит, да?
— Думаю, да, пока...
— А когда проснется?
— Вот мы сидим здесь уже два часа. Через час проснется как раз. Сейчас выйдем из Сандунов — и увидишь гигантский всплеск русской души.
— И что будет?
— Будем подняты при жизни на небо, как Илья Пророк. Мы сейчас кто? Мы с тобой обыденные люди...
— Это мы — обыденные. А вы — духовный отец оппозиции.
— И никакой я ей не отец. Я духовный племянник.
— Чей?
— Русской литературы.
— Роман «Господин Гексоген» — это литература племянника? Его же назвали самым ярким литературным явлением в СНГ.
— Я всю жизнь пишу один роман, а это — только глава из него. Слонялся по войнам, стройкам, на баррикадах. Я — революционер!
— Чего вам сейчас хочется больше всего?
— Хочу встретиться с людьми, которые мне дороги и которым я важен и дорог. Я бы попробовал им рассказать, зачем живу на этом свете, что за эти 70 лет увидел, узнал, пережил и что я сумею принести Господу Богу.
— А зачем вы живете?
— А это уже вопрос следующего интервью...
* * *
— Да, кстати, о бабочках! Я слышал, вы и сами их коллекционируете... Сколько их у вас?
— Бессчетное количество.
— Зачем вы их собираете?
— Чтобы не мешали. Вот идешь — они летают, мельтешат перед глазами. Я их сачком и отлавливаю.
— А вот еще, правда, что вы их едите?
— Господи, конечно! Ты сейчас ел салат. Думаешь, из чего? Из бабочек!
— Это вы повара подговорили, да?
— Нет, я принес с собой сюда полуфабрикаты из бабочек. Ты их и ел. Заметил? Салат такой сладкий, вкусный, разноцветный...
После парной
— Александр Андреевич, вот все наши бывшие друзья — Грузия, Молдавия, Украина — тянутся на Запад. Может, нам тоже с ними сдружиться и вместе создавать единую Европу?
— Не-а — европейский мир охвачен кризисом. Идет обвал западной цивилизации в целом. И в этот оползень ты предлагаешь встроиться? Европа кончилась. Считаю, что нельзя встраиваться в падающий мир. Нам нельзя карабкаться на дерево, которое сгнило, начинает трещать и падать. Они заражены, это огромный мировой СПИД. Зачем мы лезем трахаться с бабой, больной СПИДом? Мы должны либо насадить большой презерватив в виде ракет «Тополь-М», чтобы нам не было страшно, либо отпрыгнуть и взаимодействовать с ними.
— На что насадить-то?
— «Тополь-М»? На стартплощадки. Нам-то зачем в Европу встраиваться?
— Незачем! Ура! Так, может, щас споем?
— Можно. Вот — песня русских разбойников шестнадцатого века, много лет назад я записал ее в Тверской губернии.
— А я подыграю вам на вилках и ножах.
— Не надо!
Проханов начинает петь:
А посля Покрова, на первой неделе,
Выпала пороша на талую землю.
Как по той пороше ехала свадьба:
Семеро верхами — и все с палашами,
Семеро пешками — и все с бердашами...
— Александр Андреевич, вы меня уважаете?
— Уважаю. А ты меня?
— И я вас...
«Комсомольская правда», 26 февраля 2008 г.
IV. Борис Немцов
«У МЕНЯ НЕ ЧЕТЫРЕ ЖЕНЫ, А ТОЛЬКО ТРИ»
«Я Родину не продавал»
— ...Могу дать тебе трусы с девушками, — сказал Немцов, когда мы приехали с ним в баню.
Заметив, как у меня загорелись глаза, он уточнил:
— Девушки не настоящие, а нарисованные. В трусах с девчонками я езжу на серфинг.
Немцов же надел красные:
— Я ж на самом деле большевик!
— Но зачем в бане трусы?
— Сначала в спортзал!
Мы с Немцовым стали подтягиваться на турнике, и девчонки на моих трусах радостно запрыгали...
— Борис Ефимович, как вам хватает любви на такое количество женщин?
— А на какое количество?
— Ну, у вас же четыре семьи.
— Не четыре, а три. Не пиши, что четыре. А то в остальных трех будут скандалы. Но давай сначала о деле...
— Тогда о взятках. Вот говорят: Немцов не ворует. Как-то не верится.
— Частный же сектор кругом — где воровать-то?
— Странно... А на что тогда живете?
— Я же не чиновник. Работал в бизнесе в концерне «Нефтяном» два года, заработал прилично.
— Сколько?
— Не хочу расстраивать читателей «Комсомолки», скажу коротко: много.
— Взятки-то хоть предлагали?
— Было — миллион долларов за приватизацию нефтеперерабатывающего завода в Нижнем Новгороде.
— Ого! И чего же вы? Взяли?
— Побоялся, что посадят. Не смейся, серьезно говорю. И еще я боялся огласки. Потому что репутация — это капитал. Люди, которые берут на должности и потом уходят, — их уже никто к себе не берет. Ведь как думает бизнесмен? Я этого чинушу сейчас возьму, а он будет у меня воровать. Люди с гнилой репутацией никому не нужны.
— Да я бы не сказал!
— Мне много раз предлагали взятки: и когда я был губернатором, и вице-премьером, и в Госдуме... А потом перестали предлагать.
— Почему?
— Рынок взяток — он хорошо информирован. Когда чиновник берет — об этом сразу узнают — возникает лавинообразный процесс: начинают давать, давать... А если не берет — слух тоже распространяется, и перестают даже предлагать.
— Но другие-то брать не боялись...
