Виктор Петелин - Фельдмаршал Румянцев
В рескрипте все получалось гладко и легко. Императрица уверяла Румянцева, что в архипелаг отправлена новая эскадра в четыре линейных корабля и два фрегата и теперь тамошний флот настолько силен и могуч, что может делать неприятелю «частую и сильную диверсию», а следовательно, неприятель будет держать на берегах Средиземного моря «знатную часть азиатских войск». Азовская флотилия станет такой сильной, что не только будет охранять берега Крыма, но и отвлечет на себя турецкие корабли в Черном море. Екатерина II честно признается, что вторая армия сейчас «при открывшемся от некоторого времени внутреннем и вам известном неустройстве в Оренбургской губернии», то есть во время восстания Пугачева, не может оказать Румянцеву серьезной подмоги своими активными действиями против Очакова и Кинбурна, тем не менее и вторая армия «будет отвлекать на себя немалую часть сил неприятельских». Во всяком случае, вторая армия покажет вид, что серьезно намерена в эту кампанию взять Очаков, а для того «и для лучшего маскирования перехода первой армии за Дунай повелели уже мы снарядить и заготовить с большею огласкою к действительному отправлению знатное количество осадной артиллерии».
Екатерина II согласна и с тем, что вполне возможно разгласить слух: Румянцев озабочен лишь обороной и вовсе не думает о наступательных операциях за Дунаем. Она полагается на его искусство полководца и его «патриотическое усердие», лишь бы эти «ложные мысли и заключения о будущем устроены были таким образом, дабы оные нимало не могли препятствовать действительному перенесению театра войны на супротивный берег Дунайской».
Все победоносные действия Румянцева за Дунаем должны приблизить «вожделенный мир»: «От благости Всевышнего, от разумного Вашего предводительства и от храбрости вверенных Вам войск, несомненно, ожидаем мы счастливых успехов, коим не предел Балканские горы при всех их трудностях, есть ли только мужественный ваш дух в течение побед усмотрит и найдет некоторую возможность к преодолению их по мере неприятельского ослабления и уныния».
Высочайшее повеление фельдмаршал Румянцев получил 3 февраля. Болезни еще мучили его, и он чувствовал от них «великий упадок телесных сил». Но работать не переставал ни на один день: то пребывал в Яссах, то выезжал в небольшое селение Корнешты, куда посоветовали ему выехать доктора: свежий воздух, покой, сельская тишина. Но и сюда прибывали курьеры и командующие отрядами. И через два дня Румянцев послал Екатерине реляцию.
Граф Салтыков в эти дни известил его, что умер султан турецкий Мустафа III. Никаких официальных известий он не получал, но бежавший из плена арнаут доложил, что в Рущуке, где он находился в плену, был обнародован указ о возведении на престол нового султана, младшего брата умершего. В тот день производилась пушечная стрельба. Об этой продолжавшейся целых три дня стрельбе сообщили и наши сторожевые посты, стоявшие напротив Рущука и Силистрии.
Это предвещало большие перемены в Царьграде, и Румянцев послал своего нарочного к визирю с письмами пленных пашей в надежде удостовериться в случившемся.
А 10 февраля Румянцев писал Обрезкову: «Имея недоверку к часто разглашаемым здесь по-пустому известиям, удержался я вашему превосходительству сообщать по оным о смерти султана. Но как теперь возвратился ко мне из Шумлы посланный офицер с письмом моим к верховному визирю, препровождавший туда письма пленных пашей, который, там будучи, слышал от самого рейс-эфенди, что их султан умер и возведен по нем на престол брат его, Абдул-Хамид, то и спешу я о сем подать вам достоверное известие, прося вашего превосходительства сообщить мне ваши мысли по довольному своему и сведению и примечанию в делах, обещает ли что-нибудь лучшее сия перемена в царствующих?»
Обрезков в своем письме, видимо, высказал свое отношение к «перемене в царствующих», и уже 13 февраля Румянцев писал ему в ответ: «Мысли Вашего превосходительства, чего можно ожидать от воцарившегося вновь султана, подтверждают во всем им сходные уведомления, которые прежде кончины брата его были писаны и которые для прочтения сообщаю Вам. Лучший в том удостоверитель будет нам время, весьма уже близкое, для которого, чтоб быть готовым, несу теперь и вяще прежнего утомляющие меня заботы…»
А утомляющих забот действительно было хоть отбавляй. После перемен в Константинополе до Румянцева стали глухо доходить слухи и подлинные известия о возможных переменах и в Петербурге. Все большую силу приобретал там Григорий Александрович Потемкин. Как пойдут дела после его «воцарения» в Зимнем дворце? Во всяком случае, как военный он не пользовался большим уважением в армии. Многие, в том числе и Румянцев, видели в нем человека «ума пребольшого, но к военной службе ниже малейших способности не имевшего»: «и корпус его так был расстроен, что в армии корпус сей прозван был мертвым капиталом» (из «Записок» Юрия Долгорукова). Потемкину пожаловали чин генерал-адъютанта ее величества, перевели в покои Зимнего дворца. А уж это всем было ясно, что значило в те времена: он стал новым фаворитом, сменив Васильчикова.
Но опасения Румянцева оказались напрасными. Из писем Екатерины Михайловны многое стало ему известно о придворной жизни, о переменах, происходящих в Петербурге. А главное – не болит душа о судьбе сыновей: Михаила полюбил Потемкин («Мишу очень ласкает и сам к нему часто ходит»), а младшие получают образование под руководством знаменитого барона Гримма. Из письма супруги Румянцев узнал, что к нему в Яссы вскоре прибудут принцы Дармштадтский, Голштинский, братья Вальденские. А из приписки Михаила он узнал, что сын «прошедшее воскресенье обедал у государыни» и она с ним «долго говорила».
И Румянцев с нетерпением стал ждать сына, который, по словам матери, много новизны ему откроет о переменах при дворе. Что же, Румянцеву приходилось с этими переменами считаться. С братьями Орловыми он установил хорошие отношения, хотя и не все их поступки и мысли ему были по душе. А в общем-то все они, славные патриоты, сильные, могучие красавцы, высоко ценили его как полководца, помогали ему чем могли. Что-то будет теперь?
Хотелось бы в этом году побыстрее выйти в поле и показать неприятелю свою готовность к боевым действиям. Но вот снова помешали неблагоприятные погодные условия и задержали войска на зимних квартирах. Прошла первая неделя апреля, а еще нигде нет подножного корму. А все потому, что после того, как сошел снег, подули холодные ветры, продолжающиеся повседневно. Они-то засушили землю так, что без обильного дождя трава в рост не пойдет. А дождя все нет и нет. Вот ведь как бывает… В прошлую осень дождь залил всю округу так, что его курьеры по неделе сидели на берегах Дуная и не могли перебраться с одного берега на другой, а сейчас ни одной капли дождя…
