Валентина Малявина - Услышь меня, чистый сердцем
— Какая силища — наша Волга!
— Была, — грустно констатирует шофер. — Раньше-то весной ледоход по всему городу слышен был, а сейчас Волга стоит… не движется почти…
— Но она такая могучая, широкая! Море, а не река, — радуюсь я.
— Запрудили ее, вот она и разлилась. А ты об этом не знала? Стоит наша Волга. И рыба по ней не ходит, как прежде, — вздохнул он.
— Значит, это лишние воды выскочили из берегов и сделали ее почти морем? — с ужасом спросила я.
— Во-во! Выскочила из берегов… Ты правильно сказала. Там болото. Вода гниет. А ты — море…
Да что же это такое? Дважды меня обманул этот город — и лик у него не такой, как кажется на площади, и Волга — не Волга. Печально это.
Анна Ильинична Ульянова-Елизарова вспоминает в своей книжечке «Детские и школьные годы Ильича»: «Игрушками он мало играл, больше ломал их. Так как мы, старшие, старались удержать его от этого, то он иногда прятался от нас. Помню, как раз в день его рождения, он, получив в подарок от няни запряженную тройку лошадей из папье-маше, куда-то подозрительно скрылся с новой игрушкой. Мы стали искать его и обнаружили за одной дверью. Он стоял тихо и сосредоточенно крутил ноги лошади, пока они не отвалились одна за другой». А вот еще Анна Ильинична вспоминает: «Любил маленький Володя ловить птичек, ставил с товарищами на них ловушки. В клетке у него был как-то, помню, реполов. Жил реполов недолго, стал скучен, нахохлился и умер. Не знаю уж, отчего это случилось: был ли Володя виноват в том, что забывал кормить птичку, или нет…» Эту книжечку я купила в Ульяновске и, прочитав, неприятно удивилась.
В день отъезда в Москву я решила пойти погулять. Очень люблю бродить одна по незнакомому городу. Купила в магазине разных вкусностей и пошла к Волге. Подошла к Вечному огню — огонь не горел, и пленку с музыкальным сопровождением заело — она буксовала на одной и той же ноте.
Спуск к Волге назван именем Степана Разина. Спускаюсь, вспоминаю Василия Макаровича Шукшина, вхожу в тихий пустынный парк. Неподвижно, наверное, уже десятки лет стоит «чертово колесо». Оно заржавело. Противно поскрипывают кабинки, раскачиваясь на ветру.
Вход в парк остался где-то позади. Никого вокруг. Какой-то молодой человек мелькнул на дорожке и тут же исчез. Опять появился, быстро взглянул на меня и снова исчез. Надо скорее уходить отсюда. Не нравятся мне эти пробежки незнакомца. Поспешила к выходу, но передо мной возник человек. За деревьями, что ли, прятался?
Спросил:
— Вы что здесь делаете?
— Гуляю.
— Не боитесь?
— Пока нет.
— Меня зовут Сережа, а как вас?
— Валентиной.
— Вы приезжая?
— Да.
— Зачем вы забрели именно сюда, да еще одна?
Я смотрю ему прямо в глаза и делаю шаг, чтобы обойти его, но он тоже делает шаг и не пропускает меня.
— Что с вами? Пропустите меня.
— Я хочу поговорить с тобой.
— Сережа, пожалуйста, проводите меня к выходу, а по дороге поговорим.
— Где ты живешь?
— В гостинице «Венец».
— Тогда нам сюда, наверх.
— Но гора крутая и высокая.
— Чуть дальше ступеньки есть.
— Пойдемте, а то темнеет.
Он подвел меня к каменным ступенькам невозможной крутизны, покрытым мхом. Давно никто не поднимался по ним. Ступеньки уходят прямо в небо. Вокруг старые клены, дубы, березы. Лес. Из прошлого века и лес, и холодные крутые ступеньки.
— Это моя территория. Я здесь царствую, — улыбнулся молодой человек.
— Как вас понять?
— Я вечером прихожу сюда.
— Но здесь пустынно.
— Кто-нибудь, да появляется. Вот ты же зашла сюда. Калитка обычно заперта, а я ее открываю, когда прихожу. И обязательно кто-нибудь заглядывает в мои владения.
И он окинул взором «свои владения».
Мне стало жутко, хотя я не из пугливых. Что же делать? Это ведь маньяк. Что? Что делать?
Вдруг вспомнила, что у меня в пакете вкусные вещи.
Говорю:
— Я проголодалась.
Вижу, что он опешил от моего заявления.
Продолжаю наступать:
— Где здесь скамеечка?
— Зачем тебе?
— Сядем, выпьем, закусим и поговорим.
— Скамейка вон там… Гораздо выше.
Я обрадовалась, что мы продвинемся «гораздо выше».
— Пойдем, — обратилась я к нему на «ты».
Стали подниматься.
Я заметила:
— Трудное это занятие идти вверх по древним ступенькам. — Я старалась говорить спокойно и даже весело.
Стало как-то легче подниматься. И на душе стало легче. Обернулась, посмотрела вниз — высокую гору преодолела, но где же коней бесконечным ступенькам? Спрашивать не стала. Вижу скамейку. Совсем она древняя — вот-вот рухнет..
Мне ничего не оставалось, как вынуть из пакета газету, положить на нее бутерброды. Достала коньяк и стаканчик.
— Какая ты, однако, запасливая.
Подала ему коньяк, предложила бутерброды.
— Ну надо же — чудесный вечер получается, — сказал он, — за нашу встречу в этот чудесный вечер!
Я мысленно попросила: «Господи! Помоги мне!»
Он оживился, выпив коньяк.
Я разглядела его. Он был нормальной наружности и хорошего роста. Казалось, у него не должно быть комплекса неполноценности. Отчего же он бродит один в этом заброшенном парке и пугает случайных прохожих?
Чтобы нарезать лимон, он вынул нож. Я запомнила ручку ножа: прозрачная, а внутри как бы плавает голая женщина, довольно упитанная.
— Сам сделал?
Он кивнул головой.
Нарезал лимон потом ловко повернул нож, и лезвие молниеносно исчезло. Взял у меня коньяк и снова разлил в стаканчики.
— Ты прости меня. Неправду сказал. Не Сережа я, а Саша.
— Правда?
— Да. Александр Андреевич я… Там… внизу, на берегу Волги у меня дом был. Однажды прихожу с работы раньше обычного, намного раньше, а в постели кувыркаются моя жена и мой друг. Вот такие пироги. Я ненавижу баб.
— Тогда пойдем от греха подальше. Не буду я тебя раздражать.
— Нет. Подожди.
И тяжело задумался.
— Как же быть?
Он полез в карман и достал нож.
Я пролепетала:
— Говоришь, что не любишь женщин, а у самого в рукоятке вон какая плавает.
— Она не плавает, а давно утонула, — тихо объяснил он мне.
Чувствую, что мне становится плохо — сердце то замирает, то выпрыгивает, прямо-таки рвется наружу.
Я как закричу:
— Пробежишь ступенек двадцать, не отдыхая?
Он вдруг развеселился. Переложил нож в другой карман и тоже крикнул:
— Смотри!
Он легко подпрыгивал и поднимался выше и выше.
Я быстро все собрала и стала тоже продвигаться наверх.
— Все! Двадцать! — он широко улыбался. — Осторожнее, не упади, — позаботился обо мне.
