Виктор Устьянцев - По ту сторону
— Начальству виднее, — заметил Зарапин, употребив эту сакраментальную фразу и тем самым давая понять, что в присутствии штабных офицеров вступать в обсуждение этого вопроса не намерен.
— Н-да, — неопределенно протянул Архипов и забарабанил пальцами по карте. Потом встал и предложил:
— Пойдемте немного отдохнем. Утро вечера мудренее.
Утро 12 октября 1943 года выдалось тихим и безоблачным. Правда, наползший с Днепра туман скрыл от противника выдвижение танков в исходный район на южную окраину Григоровки. Но с первыми лучами солнца туман рассеется, и противнику с занятых им высот будет все видно как на ладони.
Ровно в семь утра началась артиллерийская подготовка. Полтора часа наша тяжелая артиллерия обрабатывала с левого берега передний край обороны немцев. Сразу же но окончании артподготовки подразделения 38-й и 155-й стрелковых дивизий поднялись в атаку. Но, видимо, фашисты хорошо укрепились на высотах, и наша артиллерия не смогла подавить их огневые точки. Едва бойцы поднялись в атаку, как по ним открыли сильный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь. Цепи наступающих вынуждены были залечь.
— Ну-ка, поторопи Коняхина, — сказал Коробову комбриг. — Что он медлит?
— Там минное поле.
Передовой отряд, возглавляемый лейтенантом Коняхиным, действительно не смог с ходу овладеть высотой, где проходила линия обороны фашистов. Подступы к высоте были заминированы. Три танковых тральщика, двинувшиеся вперед, чтобы проделать проход в минном поле, вскоре подорвались. Остальные танки остановились.
Коняхин поднял люк, окинул поле оценивающим взглядом и понял: медлить нельзя. Словно угадав мысли командира, механик-водитель Иван Митрофанович Переплетов уверенно сказал:
— На большой скорости проскочим.
— Давай! — согласился Коняхин и захлопнул люк.
Взревел двигатель, танк ринулся вперед. Где-то позади хлопали разрывы мин, дробно стучали по броне осколки. Порой машину сильно встряхивало, но она продолжала идти вперед. Когда головной танк проскочил минное поле, следом за ним пошли и остальные.
На гребне высоты их встретил сильный противотанковый огонь. Загорелись сразу две машины. Нужно было немедленно принимать какое-то решение. Укрыв оставшиеся танки за горящими, Коняхин вылез из своей машины, посоветовался с командирами. Выход был один: прорываться в Иванков через лощину. Правда, она узкая, в случае чего там не развернешься. Перед селом лощина круто поворачивает влево. Этот поворот был самым опасным — фашисты наверняка держат его под прицелом. Но иного пути в Иванков сейчас нет.
Связались по радио с комбатом. Тот утвердил решение.
Коняхин побежал к своему танку, вскочил на броню. Но не успел захлопнуть люк, как его тут же сорвало снарядом. Оглушенный взрывом, Коняхин свалился вниз. Когда его подняли и осмотрели, выяснилось, что он ранен в ногу и в руку. Радист Василий Голенко тут же хотел доложить об этом комбату, но Коняхин остановил его:
— Не надо. Как машина?
Танк был поврежден, но Переплетов доложил, что с этими повреждениями воевать еще можно.
Тем временем к высоте подтянулись остальные танки бригады, и Коняхин получил задание: пятью машинами произвести разведку боем.
Головным Коняхин решил поставить танк младшего лейтенанта Бондаренко. Лощину надо проскочить на большой скорости, а механик-водитель этого танка старшина Петр Ильченко как раз наиболее ловок в маневре на больших скоростях. Позвали Петю. Выслушав Коняхина, он вздохнул:
— Надо, значит — надо.
— Главное — с ходу набирай большую скорость.
— Понятно, — Петя повел взглядом в сторону лощины, примеряясь, как лучше выйти к этому злополучному месту.
— Разрешите выполнять приказание, товарищ лейтенант?
Коняхин обнял механика:
— Будь осторожнее.
Выстроившись в колонну, танки двинулись по лощине. До поворота все шло относительно благополучно. Хотя фашисты вели по танкам огонь, но существенных повреждений не нанесли.
Самое страшное началось за поворотом. Уходившая влево ветвь простреливалась отовсюду. Прямым попаданием танк Коняхина был подбит. К счастью, никто из экипажа при этом не пострадал. Все четверо пересела на другую машину. Это заняло не так уж много времени, но теперь новый командирский танк оказался в колонне пятым.
Едва они вошли в левую излучину лощины, как сразу были подбиты три танка. Первой загорелась головная машина. Коняхин видел, как Бондаренко откинул люк, вылез наверх. Но спрыгнуть на землю не успел — его сразила пулеметная очередь. Один за другим загорелись и следующие два танка. Четвертый застрял на повороте. И новая машина Коняхина была повреждена, но ей удалось выскочить обратно.
Стало ясно, что днем в Иванков не прорваться.
3Тот, кто хоть раз побывал в бою, знает: как бы ни был он скоротечен, детали его врезаются в память на всю жизнь. Иногда они видятся и запоминаются сразу, а иногда только видятся, а в памяти всплывают потом, когда схлынет горячка боя, и машина памяти начинает раскладывать все по своим полочкам, улавливать какие-то логические связи и закономерности.
И часто случается так, что ярче всего видится не самое значительное, а какая-нибудь вроде бы несущественная подробность: то прилипший к траку комок земли с едва проклюнувшейся травкой, то отставшая подметка на сапоге убитого товарища, то птичье гнездо, сброшенное с дерева взрывной волной. В пылу боя думать об этом некогда, лишь потом, припомнив все, начинаешь соображать, что пришла весна и в колхозе надо бы сеять яровые, а сеять-то, наверное, некому; что вот месил с тобой фронтовую грязь твой боевой товарищ, черпал ее дырявыми сапогами, мерз, а снять добротную обувь с убитого не посмел, хотя знал, что мертвому это уже вроде бы и ни к чему; что война несет беду не только людям, но и всему живому на земле и летающая вокруг гнезда птица не сможет понять, кому и зачем все это нужно.
Вот так и нынешний день запомнился Коняхину, казалось бы, совсем неуместной лирической деталью: лежавшей на броне веткой рябины. Он увидел ее сразу, как только откинул люк. На закопченной броне она пылала кровавыми каплями ягод так неожиданно, что все это казалось противоестественным. Наверное, ее срезало осколком, она упала на броню и каким-то чудом удержалась на ней.
…Остаток дня ушел на то, чтобы привести в порядок изрядно потрепанные подразделения. Спешно ремонтировали поврежденные танки, пополняли экипажи людьми, боеприпасами, горючим, отправляли в тыл раненых. Впрочем, многие отказывались уйти в тыл, их приходилось отправлять чуть ли не насильно.
