Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»
Конечно, и до этого теряли, но не так много. Самое тягостное впечатление у меня осталось от эпизода, случившегося весной 42-го. У нас был начальник штаба, Женя Преображенский, выходец из аристократии. Красивый парень, высокий. Он отличался от всех нас. Какая-то в нем породистость была. Я помню, еще снег кое-где лежал. Его ранило. Мы его вытащили, посадили к березке. Он сидит. Очнулся. Врач сказал: «Не надо везти, не поможет». Открыл глаза и говорит: «А знаете, ребята, я ведь ни одной девочки за всю жизнь не поцеловал», – и умер. Под березкой этой мы его и похоронили.
Дальность у М-8 – 4700 метров. Значит, подтягивали установки близко к переднему краю. Конечно, закапывались. Делали запасные позиции. Попадало и от артиллерии, и от авиации. В основном авиация. В летней кампании под Брянском за нами немцы просто гонялись. Рама как нас засечет, так над нами и ползает. Это значит, каждые тридцать минут – бомбежка. Спаслись – врассыпную. На дивизион давался зенитный взвод. В нем должно было быть два орудия 37-мм и два ДШК. ДШК были, а пушек не было. А что эти пулеметы могли сделать? В основном спасали лопаты. Солдаты были хорошие, все понимали. Они же видели, что мы их стараемся беречь, поэтому и нас они берегли. Один раз я только солдата побил. В конце войны, я уже начштаба дивизиона был, разрешали посылки посылать домой раз в месяц до 5 кг. Пашков – хороший солдат, мастер на все руки, наводчик нашел какой-то тазик и собрался его домой послать. Тут крик: «Танки! К бою!» А он с этим тазиком от орудия бегом. Я его догнал, таз вырвал, как дал им ему по голове, и он молча побежал к орудию. На следующий день приходит смершевец: «Ростислав, говорят, у тебя Пашков вчера убежал от орудия». – «Откуда ты взял?! Ты что?! Ничего не было!». Он улыбается. Солдаты на это не обижались, но и я имел право так поступить, поскольку не дрейфил, и солдат берег!
– Какова была тактика применения «катюш»? Стреляли и сразу уезжали?
– Необязательно – чепуха это. Вот когда были в 10-й армии, так командующий сказал: «Стрельнете и езжайте на другой фланг». А это 80 км! В 1942 г. стали применяться кочующие установки. Обычно огневые позиции оттянуты в тыл километра на 4. А тут выбирали какую-нибудь цель, подъезжали ночью вплоть до нейтральной полосы, шарахнули и – ходу! За «кочевку» давали дополнительно 150 граммов спирта. Этим пользовались начпроды. Напишут в ведомости: «На кочевку выезжало 40 человек», а я с собой всего человек 12 брал, ну и прикрытие пехотное, конечно, было. Половину маржи получали мы, командиры. Так что у нашего старшины (хороший мужик, из Нижнего. Мы его звали «Тыща», потому что он произносил не «тысяча», а «тыща») всегда было две фляжки на всякий случай. Вот один раз мы этим кочующим орудием здорово стрельнули. Потом уже нам донесли, что мы у немцев публичный дом в лесу разнесли. Так рады были! Всем солдатам медали дали. (Байка, про «катюши», накрывшие публичный дом, видимо, была довольно распространенной на фронте. Она встречается и в воспоминаниях других ветеранов, воевавших на разных фронтах. – А.Д.)
Я командовал второй батареей, а первой – Саша Воронин, хороший парень, высокий, интеллигентный. Он перед тем как с кочующим орудием выехать, зашел ко мне, а я отдыхал. У меня был спирт. «Сашка, выпьешь на дорожку?» – «Давай». Зима была. Летом водку не давали. Только с 1 сентября или октября. После этого он выпил кружку воды, и его развезло. А он же стрелять едет! Я сел за него и его с собой взял. Приехали, отстрелялись. По нам стреляли. Получили несколько пробоин. Он даже не очнулся. Утром приходит «кум»: «Ростислав, говорят, Сашка вчера чего-то там…» – «Чего? Не знаю…». Все обошлось.
– На каких шасси стояли установки?
– Сначала были ЗиСы. В конце 42-го, когда они поломались, нам дали «шевроле». Это было несчастье. У них рамы ломались от перегрузки. «Студебекеры» у нас появились, когда нас ввели в состав 1-го ТК. Вот это машина! От танков не отставали и для расчета просторно. Нас еще тогда и одели с иголочки. Дивизион стал смешанный: одна батарея М-8 с 48 направляющими, другая М-13. В батарее было четыре боевых машины, восемь машин с боеприпасами и машина управления «Виллис». Ну, а теперь представь, что четыре орудия за несколько секунд выпускают 192 снаряда! В Жиздринской операции мы хорошо видели, каково это. Со мной был радист, два разведчика, ну человек пять-шесть. Мы зашли в тыл немцам и навели наших. Дивизион из старых, по 36 направляющих, установок влепил по пехоте, которая только в рощу вошла. В общем, там тихо стало… Бывало, что и танки подбивали! На моей было правило – подбили танк – рисовали ромбики. За каждый подбитый танк расчетам давали по 2000 рублей. 500 – командиру, 500 – наводчику. Остальные – в расчет. Рассчитывались всегда. Мы за войну восемь танков подбили.
– По своим попадали?
– Были случаи. У нас соседний дивизион стрельнул и частично попал по своим. Набили порядочно. Фронт был стабильный. Начальства понаехало! Генерал Нейловский приехал (он Героя получил еще в финскую, командуя 203-мм орудиями особой мощности), промерили все разрывы. Он посчитал и доказал, что точка, которую дал командиру дивизиона командующий артиллерии, была неправильная и не учитывала рассеивания снарядов. Вообще, при расчете, обычно к точке, которую тебе дают, метров 200–300 прибавишь на всякий случай.
– Как вы отбирали водителей?
– Водителей нам на отбор прислали. Ведь от них жизнь зависит. Надо, например, с огневой быстро уйти, а если он забуксовал – все! Будь здоров! Сначала все норовили с Москвы первого класса водителей дать. Но мы уже умные были – на хрен нам первый класс. С МТС? С деревни? Давай к нам! Они же привыкли пробираться по грязи, по снегу и ремонтировать технику в полевых условиях, а городские что – они привыкли к дорогам да мастерским. Шофера молодцы были!
– Случались ли взрывы ракет на направляющих?
– Один раз на М-8, когда заряжали, не обесточили линию. Снаряд надвинули на контакт, и струей газов одного убило. Были и взрывы. К Курской битве нам прислали тяжелые снаряды к установке М-13 с индексом ТС-14 или ТС-15, не помню. Нам запретили стрелять из кабин и при температуре выше 24 градусов. Заряжали их только 8 штук. Вот они, бывало, взрывались на пакетах. В соседней батарее разнесло направляющие. Мы уж и сверху брезентом накрывали, и водой поливали. Под Курском-то беспрерывно стреляли.
Во, был случай! Один раз два часа в говне по шейку сидели. Было делов… Это еще в 10-й армии, летом 42-го. Пошли на НП с начальником разведки Мишкой Тишенко. Осталось до высотки, где он находился, метров сто. Как начал немец лепить из миномета! Видим, какая-то выемка в низинке. Мы туда прыгнули и… по шею в дерьмо. Это была уборная! «Скворечник» сгорел, а яма осталась! Вот в этом говне мы часа полтора или два стояли. Вылезли. Ну, ты представляешь?! Приперлись обратно. Всё скинули. Старшине приказали баню топить. Мылись, мылись – все кажется, что от нас несет. Чуть ли не в кровь себя истерли. Долго после этого командир дивизиона майор Пельмиров Василий Павлович, коми, вызовет нас, заходим в блиндаж, он носом поведет: «Ординарец, открой дверь, а то что-то говном несет». Знаешь, как издевались?! Пока чего-то еще не случилось…
