Виктор Притула - Кампучийские хроники
Через два дня мы уехали. Нас ждали дела в Пномпене. Об Ангкоре можно рассказывать очень долго, но это будет уже другая история, а этот рассказ — о дороге и о стремлении один раз увидеть, чтобы запомнить навсегда».
(Так заканчивается путевой очерк в журнале «Вокруг света», но не закачивается эта история).
История одного путешествия
Часть вторая
Глава первая
И ад сошёл на землю
К сожалению, во время работы над путевым очерком, Игорь Т. не сумел рассказать всего, что видел и о чем думал все эти три съёмочных дня в окрестностях Ангкора. А поводов задуматься над тем, как седая история перекликалась с трагической камбоджийской действительностью, было более чем достаточно. Среди барельефов, которые украшают внутренние галереи второго яруса храма, его поразило огромное панно в восточном крыле южной галереи. Сцены страшного суда, пытки, изображённые с такой необычайной изощрённостью, что впору усомниться в душевном здоровье создателей этой страшной фантазии в камне, живо напомнили гравюры и картины Босха, Брейгеля и Гойи.
А ещё картины одного самодеятельного художника из центра пыток S-21, печально знаменитого пномпеньского лицея Туолсленг, который ныне превращён в мемориальный музей памяти жертв геноцида.
«Самый обширный документальный источник для изучения Демократической Кампучии, её самое тревожащее наследие представляет собой архив из 4000 признаний, собранных в период с 1975 до начала 1979 года включительно в центре допросов в Туолсленге.
Центр для допросов S-21 размещался на территории бывшей средней школы в южной части Пномпеня. Около 14 000 мужчин, женщин и детей прошли через S-21 с конца 1975 до начала 1979 года. В 1975 году в этом центре было зарегистрировано лишь 200 человек, в 1976 здесь находились 1622 узника, тогда как в 1977 году их было уже 6300 человек. Хотя записи 1978 года не полны, по-видимому, в тот год в центре было зарегистрировано, по меньшей мере, 5000 заключенных. Такие альтернативы смертной казни, как тюремное заключение или „перевоспитание“ в Камбодже не рассматривались. Эти 4000 признаний вызывают мрачное угнетающее чувство…
Исследователи, работающие с этим архивом, приходят в ужас при виде такого количества боли, жестокости и загубленных невинных жизней. Эти признания вряд ли можно считать объективными историческими источниками: как-никак все они были вырваны пол пытками. За все время никто не был оправдан. Трудившиеся неподалеку рабочие, смутно представлявшие, что там происходит, описывали центр для допросов как „место (куда люди входят) и никогда не выходят“.
В центре S-21 „работало“ более ста мужчин и женщин. Допросы обычно вели молодые малообразованные крестьяне; многие из них занимали низшие посты на заключительном этапе гражданской войны. Некоторые из них приступили к работе в центре после нескольких недель политподготовки.
Машинистки, архивисты, фотографы, энергетики также работали в этой конторе, равно как и несколько преподавателей, которые были способны записывать допросы, „получать ответы для Партии“ и анализировать тенденции. Самым печально известным из этих учителей был начальник центра S-21 Каинг Кек Йё (Дуч) — мужчина китайско-кхмерского происхождения из Кампонгтхома. Ранее он отвечал за безопасность в особой зоне. Подчиненных он держал в страхе, а начальство — радовал. Благодаря этому он пережил весь период полпотовского правления, в отличие от большинства своих коллег из штата центра, которые в разное время были казнены по разнообразным обвинениям»
(Дэвид П. Чэндлер «Брат номер один»)
«Существовали две группы заключенных: узники, обреченные на медленное угасание, и приговоренные к казни. Зависело это от причин ареста: нарушение запрета, неблагонадежное происхождение, явная нелюбовь к режиму, участие в „заговоре“. В трех последних случаях арестованных допрашивали, чтобы выбить признание в принадлежности к „плохой“ профессии или в своей виновности — и тогда заставить назвать сообщников. При малейшем запирательстве в центре прибегали к пыткам, причем делали это более жестоко, чем палачи любого другого авторитарного режима. „Красные кхмеры“, поднаторевшие в допросах, проявляли неисчерпаемое садистское воображение.
Самым распространенным способом было удушение жертвы полиэтиленовым пакетом, надетым на голову. Многие ослабленные заключенные не выдерживали жестоких пыток и умирали. Первыми жертвами становились женщины — им выпадали самые ужасные издевательства. Палачи оправдывали свои методы эффективностью — пытки безотказно вытягивали из несчастных „правду“. В одном из отчетов о допросе написано, что сначала „заключенного допрашивали „мягко, без побоев“. Однако это не давало возможности удостовериться, правдивы ли его показания“.
В наиболее серьезных случаях, когда „признания“ сулили дальнейшие аресты, заключенного переводили на следующий уровень тюремной системы. Из местной тюрьмы его могли отправить в районную, потом в зональную, наконец, в центральную — Туолсленг. Конец всегда был одним и тем же: когда в результате многонедельных, а то и многомесячных допросов из заключенного выколачивали все, что было возможно, его выбрасывали, как ненужную вещь, то есть убивали — обычно холодным оружием. Здесь существовали местные особенности: например, в Трамкаке человеку ломали шею железным прутом. Крики агонии заглушались бравурной музыкой из громкоговорителей.
… Посещение Туолсленга — бывшего лицея, обозначенного в организационной схеме ККП кодом S-21, — равносильно схождению в ад. А ведь это всего лишь один из сотен центров заключения, далеко не самый страшный, хотя в нем содержались 20 тысяч узников. В этой тюрьме были убиты только ДВА ПРОЦЕНТА всех погибших, через нее прошли всего ПЯТЬ ПРОЦЕНТОВ всех заключенных. Никаких специфических методов пыток, за исключением широкого применения электротока. Особенности были обусловлены статусом „тюрьмы Центрального комитета“, принимавшей разжалованных ответственных работников. Это была настоящая „черная дыра“, откуда в принципе нельзя было выйти живым: в общей сложности из тюрьмы освободились шестеро-семеро узников… По нашим сведениям, всего с 1975 до середины 1978 года в эту тюрьму были посажены 14 тысяч человек, из которых удалось выбить несколько тысяч подробных показаний; как свидетельствуют протоколы, во многих показаниях изобличаются видные фигуры режима.
Четыре пятых заключенных сами были „красными кхмерами“, хотя в 1978 году к ним подсадили рабочих и техников, чаще всего китайского происхождения, и нескольких иностранцев (в основном моряков).
