Виктор Притула - Кампучийские хроники
За женихом и невестой шли барабанщик, подружки и друзья. На подносах подарки — кто, чем богат. Свертки в белой бумаге, перевязанные яркими ленточками, ананасы, бананы, плоды кросанга, апельсины и грейпфруты, арбузы и дыни, арахис, подвяленные на солнце ракушки.
Кхмерские свадьбы необычайно богаты действами и длятся три, а то и четыре дня. Но самое главное совершается в первый день.
Когда жених и невеста опустились на колени на циновку у входа, бойкий пожилой мужчина, пританцовывая и напевая, пошел вокруг молодых. Ему подали серебряные ножницы на подносе, и мужчина состриг по пряди волос у новобрачных.
— Это на счастье, — объясняет Сомарин. — Союз молодых должен быть прочным, его скрепляют на всю жизнь.
Мужчина все кружил и пел какие-то добрые и веселые песни.
Ким Сок Бол — так зовут жениха — работает в пномпеньском порту. Ему двадцать пять лет. До 1975 года был первокурсником политехнического института; потом изгнание, каторжный труд на полях одной из полпотовских коммун в провинции Баттамбанг. После освобождения вернулся в Пномпень, где нашел отца и двух братьев. Мать и старшая сестра умерли в 1977 году.
Биография его невесты, двадцатидвухлетней Хенг Тирит, тоже неотделима от судьбы поколения. Годы полпотовского террора, лишений и потерь…
Церемониймейстер свадьбы, сорокапятилетний Хеп Тиен, рассказал нам, что вся его семья погибла в жаркие апрельские дни семьдесят пятого года, когда их гнали по дороге на Кампонгсаом. В его глазах блестели слезы.
На кхмерской свадьбе гости сидят небольшими компаниями, а жених с невестой переходят от одной группы к другой. Так что «горько!» на кхмерской свадьбе не кричат.
Подали фрукты. Ломтики дыни посыпаны сахаром. А вот дольки грейпфрутов, апельсинов, куски ананаса и арбуза посыпаны крупномолотой солью.
Ананасы с солью — это не только вкусно, но и полезно, потому что соль снижает действие кислоты, разрушающей эмаль зубов. Что же касается цитрусовых и арбуза, я предпочел бы их в натуральном виде, но кхмеры едят с солью. Я скоро привык к этой кухне. Вот так мы и съели с Сомарином не один фунт соли.
Меж тем первый день свадьбы подходил к концу. Молодежь неутомимо танцевала рамвонг. Впереди шла девушка, за ней юноша, потом девушка и так далее, и так далее… Они ритмично двигаются по кругу, согласно взмахивая кистями рук. У меня танец не особенно удавался, но не участвовать в рамвонге невозможно.
Вот и к нашему столу подошли молодые.
Нас фотографируют.
— На счастье, — говорит Сомарин. — На память.
На тихой улице мы прощаемся. На черном небе проступили звезды, повис месяц.
Я благодарю Сомарина за радость, подаренную в пасмурный день. Он смотрит на часы.
— Влетит мне от жены, — говорит он преувеличенно испуганно; потом тихо, серьезно добавляет: — Пасмурный сезон у нас кончился.
И уезжает на своем велосипеде с латаными-перелатаными покрышками. Мой друг Сомарин.
Пномпень — Москва.
Это была моя первая большая публикация. Писал я её трудно. И многое из того, о чём хотелось рассказать в очерковые зарисовки не вошло. Хотя журнал «Вокруг света» был менее остальных изданий идеологически ангажирован, без идеологии не обошлось. Да и виделось мне тогда многое совсем в другом цвете, чем сегодня.
Поэтому я решил сначала рассказать о том, как этот очерк создавался и републиковать его в том виде, как он появился в журнале.
А уже во второй части моих воспоминаний о Пномпене я постараюсь изложить всё, что осталось за кадром телерепортажей, хотя кто их сегодня помнит? И о том, что никак не могло войти даже в такой замечательный журнал, как «Вокруг света».
