Лидия Бердяева - Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык
Пришел Г. П. Федотов, а затем к чаю Е. А. Дейша [141] (Георгий Песков — псевдоним ее) и кн. Н. И. Авалова.
Очень взволнованные разговоры с Е<леной> А<льбертов-ной> по вопросу о Церкви с сестрой (она — крестная мать Е<лены> А<льбертовны>, перешедшей из протест<антизма> в православие) и со мной.
Федотов в разговоре с Ни характеризует его как феодала и объясняет это его происхождением из семьи, где предки были исключительно военные, генералы, атаманы, георгиевские кавалеры. Поэтому в духовном типе Ни чувствуется этот воинственный дух, ненавидящий насилие, произвол и страстно утверждающий свободу. Но Ни, по словам Федотова, «предатель меча», поскольку он отрицает меч материальный и признает лишь духовный, а священник Булгаков [142] был «предателем алтаря», т. к. все предки его были священниками, а он до принятия сана — изменял им и лишь теперь служит тому, чему служили все они...
Было слишком много разговоров, споров, и под конец я почувствовала большое утомление, [как всегда...]
30 декабря 1934*
Плохо спала. Проснулась поздно с тяжелой головой и слабостью во всем теле. Не была в церкви. Постараюсь провести день тихо, т. к. сегодня никого не звали ввиду вечернего собрания Рел<игиозно-> фил<ософской> ак<адемии>.
* Дата «30 декабря» встречается дважды.
64//65
За завтраком Ни читал нам свое письмо, обращенное к членам Христианского> дв<ижения> (Высший совет). В этом письме он горячо протестует против засилия в Христ<иан-ском> движ<ении> правых элементов, стремящихся захватить это движение для своих целей... Протестует также против духа компромисса с преобладающими течениями в так называемом «общественном мнении». Одна фраза письма меня особенно восхитила, и я прервала чтение письма аплодисментами. Вот эта фраза: «Христианству не подобает считаться с общественным мнением; христианство должно судить общественное мнение».
Сегодня тихий день, и я могла долго оставаться одна и много думать. Ничто и никто не мешал. Думала вот о чем, в связи, вероятно, с вчерашними разговорами о Церкви.
Что для меня Церковь теперь? Церковь для меня, т. е. основа ее, это — таинства. Три таинства (указанные в Евангелии): крещение, исповедь и, главное, Евхаристия. Эти три таинства указаны Самим Христом, и потому они для меня и являются основой Церкви. «А вера?» — скажут мне. Но вера лишь приводит к Церкви. Вера лишь путь к Церкви, а дальше начинается уже сама жизнь в самой Церкви...
О таинстве Евхаристии могут сказать, что слова Христа можно понимать в том смысле, что слова «сие есть Тело Мое, за вас ломимое...» и дальше: «сие творите в Мое воспоминание» [143] так: «Я ради вас принес Тело Мое в жертву. Делайте и вы в Мое воспоминание то же, т. е. пусть жизнь ваша будет жертвенным служением братьям вашим». Я думаю, такое понимание было бы возможно лишь в том случае, если б не было других слов Христа: «Кто не ест Тело Мое и не пьет Кровь Мою, тот не имеет жизни вечной». А слова эти в связи с предыдущими раскрывают подлинный смысл Таинства Евхаристии. Смысл этот в том, что лишь через питание Христом, т. е. через таинственное общение с Ним в этом Таинстве, мы приобщаемся жизни вечной, той жизни, кот<орая> для нас через это общение начинается уже здесь на земле и будет продолжаться после воскресенья на небе.
Вот в чем смысл, вот где камень Церкви. Все остальное: учение, догматы, культы — это лишь внешняя форма, которая, как и всякая форма, может меняться в зависимости от тех или иных земных условий и куда примешивается всегда много всего чисто греховно-человеческого. Таинства даны нам свыше, и ничто
65//66
человеческое не может коснуться и извратить их сущность. Эту основу Церкви, и только эту, «врата ада не победят» 93.
Ни, П. К. Иванов, бывший у нас сегодня, и сестра ушли на заседание Рел<игиозно-> фил<ософского> об<щества>. Вернувшись в 12 ч., Ни заходит ко мне, т. к. я еще не сплю, и рассказывает о заседании, кот<орое> прошло очень удачно. Доклад о. Жилэ на тему о Св. Духе очень интересный. Он на основании текстов Евангелия доказывает, что есть два крещения: водой и духом. (А третье — кровью?)
Я жалею, что не была, но все эти дни у меня тяжелая голова, и мне трудно слушать споры и быть среди людей.
Декабрь 31, 1934
Над Россией, несчастной Россией кровавое зарево [бессудных] казней. Утром страшно раскрыть газету. Этими ужасами заканчивается 1934 год. Неужели и 35-й несет то же, если не худшее?
Сегодня Ни работает все утро с Ир<иной> Пав<ловной> и Монбризоном над переводом «Назначения человека».
Сильный ветер и дождь, но не холодно.
Иду купить пирожных и рву в нашем садике ветви для украшения новогоднего стола. Жду с нетерпением и тревогой появления Лени с «секретом». А вдруг наш «секрет» не удастся?
Вернувшись, застала у нас Флоранс. Она привезла разные вещи для раздачи бедным.
Новый год встречаем: Ни, мама, сестра и я. Леня не приехал, и «секрета» не было. А я так рассчитывала, что Новый год встретим с подарком милого Лени.
Январь 1935
Встали поздно, т. к. поздно легли. К завтраку, наконец, явился Леня с «секретом» — ящиком «радио», которое этот милый юноша сделал сам для нас. Говорит, что вчера работал над ним до 2 ч. ночи и не успел принести, как было условлено, под Новый год. Мы с ним, под предлогом починки электричества, заперлись в столовой, и он поставил радио у нас на камине. Никто, кроме меня, не знал об этом сюрпризе Лени. Когда он все устроил, мы позвали Ни, маму и сестру, и неожиданно для них раздались звуки, очень чистые, прекрасного радио. Нужно было видеть изумление на лицах Ни, мамы и сестры... Они дол-
66,67
го не могли понять, в чем дело, и наконец решили, что Леня принес аппарат лишь для Нового Года и унесет его обратно. Леня, хороший [мой] Леня, сиял от радости, что мог доставить нам, он, нищий, безработный, такое удовольствие... И я думала: вот разница между бедными и богатыми. Богатство делает людей эгоистами. Деньги — это яд, кот<орый> незаметно, мало-помалу, убивает в человеке самое ценное: его сердце.
Долго слушали музыку, несущуюся к нам по таинственным волнам радио, со всех концов Европы. Ни все надеялся услышать Москву, но это не удалось.
К 5 ч. появилась неожиданно Генриетта Либерман и внесла, как всегда, с собой особенный, свойственный ей дух артистической богемы.
Ни к 7 ч. отправился на вечер к Maritain (я не могла — устала). Вернулся к 11 ч. и застал нас все еще слушающими радио... У Maritain было много народу. Нипонравился художник Шагал [144]... Когда я объяснила Ни, что радио (которое стоит не менее 1500 fr.) — подарок Лени и сделано им для нас, то он долго не хотел этому верить. «Ведь он безработный! Как же это? Меня это стесняет. Я не могу принять такой подарок от нищего», — говорил он, волнуясь. Я рассказала ему о желании Лени хоть чем-нибудь отплатить нам за все, что мы сделали для него все эти годы, и он, наконец, успокоился... Мы проводили Леню, сказав, что, благодаря ему, Новый Год был для нас таким приятным. Леня ушел сияющий и нагруженный разными необходимыми ему вещами.
