Лидия Бердяева - Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык
Вторник, 18 декабря
За завтраком сестра рассказывает историю брака одного знакомого... Ни: «Я не люблю слушать о жизни людей... То ли дело о жизни идей, мысли. Напр<имер>, о диалектике Платона». Сестра возражает: «Это [странно, потому что] противоречит Вашему утверждению человека». Ни: «Нисколько! Я люблю читать биографии, мемуары, но не люблю рассказы о частной жизни того или иного человека».
Заходила М-me Либ. Принесла мне ярко-красные альпийские фиалки... Ее муж говорил мне, что она расположена ко мне. Я еще мало ее знаю, но чувствую какое-то беспокойство в ней... [«Я не люблю ничего духовного», — заявила она мне при первой же встрече на мой вопрос, что ее интересует. Мне хотелось бы как-нибудь поговорить с ней поглубже, но до сих пор не удавалось...
Либ завтра уезжают на Рождество в Швейцарию к родным.]
Лекция Ни («Духов<ные> и рел<игиозные> течения в России (XVIII век)»).
В перерыве я говорила с одной из слушательниц. Она была балериной 10 лет, и очень талантливой. Теперь бросила балет и пишет философско-рел<игиозную> книгу. Одна из самых верных слушат<ельниц> лекций Ни. За все эти годы не пропустила ни одной.
Среда, 19 декабря
Ни с утра на заседании. Я заходила к Либ проститься и взять книги. Ф<едор> И<ванович> получает огромные партии отовсюду и охотно дает мне, т<ак> ч<то> у меня есть всегда запас новых. Читаю дневники С. А. Толстой и нахожу, что С<офья> А<ндреевна> — женщина довольно умная и одаренная, но, вероятно, с плохим характером и больными нервами...
Четверг
У ранней обедни в St.-Mèdard... Исповедь, а затем у о. Августина. Тема беседы: предназначение... Я высказала ту мысль, что предназначение реализуется в призвании. Пред-
58//59
назначение есть призыв исполнить то или иное призвание. Предназначение Иуды было — апо-стольство, но он изменил ему и стал предателем... Высоте призвания соответствует низость падения. Люцифер призван был быть Денницей, но стал Сатаной... Вторая тема беседы из Апокалипсиса.
Эти беседы так много дают мне, и я очень их ценю.
За обедом говорили о новой книге Ни [129]. Сестра читает ее и находит ее исключительной по напряженности ритма и глубине. «Впечатление такое, будто вы писали ее, задыхаясь от напряжения», — говорит она. «Это правда. Я так и писал ее». И добавляет: «Мне очень интересно: неужели книга эта, как и другие, пройдет незамеченной у русских? Ведь нигде и никто о моих книгах не упоминает. Какой-то заговор молчания, бойкот». И мы вспоминаем, как в Берлине трудно было напечатать по-русски книгу «Новое Средневековье». Одно время мы думали даже, что придется искать деньги, чтоб издать ее на свой счет... А книга эта имеет такой успех в Европе, переведена на фр<анцузский>, анг<лийский>, немец<кий>, испанский.
Вечером Ни на собрании «Esprit», читает там доклад [130]. Молодежь «Esprit» его очень ценит, и Ни чувствует себя там в своей среде, увы!, не так, как среди молодежи русской.
Пятница, 21 дек<абря>
Утром за кофе Ни рассказывает о вчерашнем собрании в «Esprit», где он читал доклад о личности. Народу было очень много. Среди старших: J. Maritain, Gabriel Marcel, не-мец<кие> проф<ессора> Ганнеман, Ландсберг [131]. Впервые в прениях выступил молодой марксист-коммунист... Самое интересное место в прениях было то, когда Ни, обращаясь к нему, сказал: «Вы защищаете рабочий класс, массы. Мне же интересны не классы, не массы, а живые люди, не отвлеченные идеи, а каждый человек, судьба каждой человеческой личности». На это молодой коммунист ответил: «Человек — это понятие сверхъестественное (surnaturel)». «Наоборот, — ответил ему Ни, — сверхъестественно ваше понимание класса и масс, поскольку оно имеет дело с чистой абстракцией, а не реальностью, каковой является каждый отдельный человек».
За нами зашла M-me Pascal, и вместе с ней мы пошли к abbé Lamain, кот<орый> живет недалеко от нас. Он настоятель одной общины католических сестер. Давно хотел позна-
59//60
комиться с Ни. Читал его книги и интересуется ими. Живет при общине. Рядом маленькая старинная капелла. Произвел на меня впечатление умного, [симпатичного,] но сухого. Расспрашивал Ни о России, о режиме большевиков. Пишет книгу о проституции и возмущается тем, что фр<анцузское> правительство разрешает это безобразие.
Вернувшись, Ни входит ко мне и говорит: «Из всех священников, кот<орых> я знаю, мне больше всех нравится о. Августин (мой духовник). В нем много человечного, не высушенного чисто формальной добродетелью». Я очень рада была услышать это от Ни, т. к. в нем есть большая чуткость в оценке людей... Лично я, чем больше знаю о. А<вгустина>, тем больше его ценю [благодарю Бога за то, что он послал мне такого духовника]. В нем большая и глубокая вера соединяется с подлинной добротой, сильной волей и большой культурностью.
Суббота, 22 дек<абря>
Была в госпитале Salpêtrière у моего больного. Застала его в лучшем виде, чем 2 недели назад. Он лежит уже 4 года на спине и едва ли встанет. Это одна из бесчисленных жертв войны.. Первый год он был совершенно заброшен, без посетителей, без денег...
Возвращаясь домой, видела вокруг себя веселую праздничную суету Парижа и думала: в праздничные дни все бедные чувствуют себя, конечно, несчастнее, чем в будни. [На фоне праздника бедность выступает особенно ярко и ранит больнее.]
Был Леня (Алексей Чурилин). За обедом говорил нам о новейших открытиях в химии. У него хорошая, чистая душа, и веет от него каким-то успокаивающим спокойствием. Ни это заметил, и я чувствую, что присутствие этого юноши действует на него хорошо. Радуюсь этому, т. к. считаю Леню моим как бы приемным сыном. Живет он сейчас в нищете, но бодр и даже весел, как ребенок.
Воскресенье, 25 декабря
[Счастливый человек не замечает свое счастье, как не замечает воздух, кот<орым> он дышит. Так и я. Оглядываясь на 30 лет жизни с Ни, я вижу, какое это огромное счастье выпало на мою долю. Любовь такой души, как Ни, это воистину
60//61
счастье, редкое на земле. За все эти годы я не помню с его стороны ничего, что бы меня огорчило, обидело, причинило боль... Между тем как я часто упрекаю себя в недостатке заботы или внимания к нему. Меня часто раздражает его нервность, суетливость, педантичная мелочность. С его же стороны напряженное внимание ко всему, что меня касается, бережная охрана меня и в смысле здоровья, и во всех даже мелочах моей жизни. Мне часто приходится скрывать от него свое нездоровье или дурное настроение, зная, как болезненно отражаются на нем и мои болезни и душевные состояния. Да, иметь около себя такого любящего друга — это счастье! Не говорю уже о ценности нашего духовного общения, лишенного чего бы то ни было чувственного, телесного, к которому и я, и он относимся и всегда относились с одинаковым презрением, т. к. и он, и я считаем, что подлинный брак есть брак духовный. И этот-то брак, о кот<ором> я могла только мечтать как о чем-то в земной жизни неосуществимом, и выпал со всеми его дарами на мою долю. Благодарю Тебя, Боже, и прошу помочь мне быть более достойной великой милости, которую Ты послал мне на земном пути моем!]
